Владимир Маяковский

Маяковский - мой любимый поэт...Наверное, потому, что выпуклости и неровности его стихов идеально совпадают со впадинами и шероховатостями моей души...Самое время вспомнить понятие "Комплементарность" - идеальная взаимодополняемость, совпадаемость...как ключ и замок...
И когда я читаю его неровные строчки пропитанные криком и болью, то буквально растворяюсь в них, душа моя принимает те же угловатые формы...Боль автора
становится моей болью...нет, просто мои переживания выползают на свет - и
оказываются удивительно похожими на то, что я читаю.
У Маяковского каждое слово на своем месте - более того стих максимально уплотнен - поэтому он словно выстреливает комом эмоций...Он не читается быстро - эту смесь чувств нужно сначала вобрать в себя одним глотком, а потом вернуться назад, определить каждый элемент этой горящей массы, пристально вглядется в него.Тогда в сознании начинает медленно проступать объемная картина стихотворения - огромная и образная.Но в сочетании маяковских образов, тем не менее, всегда остается какая-то загадка, заставляющая перечитывать стихи еще и еще...

Проснувшись чудом сквозь тоненький

шнур,

раструба трубки разинув оправу,

погромом звонков громя тишину,

разверг телефон дребезжащую лаву.

Это визжащее,

звенящее это

пальнуло в стены,

старалось взорвать их.

Звоночинки

тыщей

от стен

рикошетом

под стулья закатывались

и под кровати.

Об пол с потолка звоночище хлопал.

И снова ,

звенящий мячище точно,

взлетал к потолку, ударившись об пол,

и сыпало вниз дребезгою звоночной.

Стекло за стеклом ,

вьюшку за вьюшкой

тянуло

звенеть телефонному в тон.

Тряся

ручоночкой

дом-погремушку,

тонул в разливе звонков телефон.

От сна
            чуть видно -
                                 точка глаз
иголит щеки жаркие.
Ленясь , кухарка поднялась,
идет,
         кряхтя и харкая.
Моченым яблоком она.
Морщинит мысли лоб ее.
- Кого?
            Владим Владимыч?!
                                                А! -
Пошла, туфлею шлепая.
Идет.
          Отмеряет шаги секундантом.
Шаги отдаляются...
                                  Слышаться еле...
Весь мир остальной отодвинут куда-то,
лишь трубкой в меня неизвестное целит.

Застыли докладчики всех заседаний,
не могут закончить начатый жест.
Как были
                 рот разинув ,
                                      сюда они
смотрят на рождество из рождеств.
Им видима жизнь
                                от дрязг и до дрязг.
Дом их -
                единая будняя тина.
Будто в себя ,
                       в меня смотрясь ,
ждали
            смертельной любви поединок.
Окаменели сиренные рокоты.
Колес и шагов суматоха не вертит.
Лишь поле дуэли
                               да время-доктор
с бескрайним бинтом исцеляющий смерти.
Москва -
                за Москвой поля примолкли.
Моря -
            за морями горы стройны.
Вселенная
                    вся
                            как будто в бинокле,
в огромном бинокле (с другой стороны).
Горизонт распрямился
                                       ровно-ровно.
Тесьма.
            Натянут бечевкой тугой.
Край один -
                    я в моей комнате ,
ты в своей комнате - край другой.
А между -
                    такая ,
                                какая не снится,
какая-то гордая белой обновой,
через вселенную
                            легла Мясницкая
миниатюрой кости слоновой.
Ясность.
                Прозрачнейшей ясностью пытка.
В Мясницкой
                        деталью искуснейшей выточки
кабель
            тонюсенький -
                                    ну ,просто нитка!
И все
            вот на этой вот держится ниточке.

Раз !
        Трубку наводят.
                                    Надежду
брось.
         Два!
                Как раз
остановилась,
                        не дрогнув,
                                            между
моих
         мольбой обволокнутых глаз.
Хочется крикнуть медлительной бабе:
- Чего задаетесь?
                            Стоите Дантесом.
Скорей ,
               скорей просверлите сквозь кабель
пулей
            любого яда и веса. -
Страшнее пуль -
                            оттуда
                                        сюда вот,
кухаркой оброненное между зевот,
проглоченным кроликом в брюхе удава
по кабелю,
                 вижу,
                           слово ползет.
Страшнее слов -
                            из древнейшей древности,
где самку клыком добывали люди еще,
ползло
            из шнура -
                              скребущейся ревности
времен троглодитских тогдашнее чудище.
А может быть...
                            Наверное,может!
Никто в телефон не лез и не лезет,
нет никакой троглодичьей рожи.
Сам в телефоне.
                          Зеркалюсь в железе.
Возьми и пиши ему ВЦИК циркуляры!
Пойди - эту правильность с Эрфуртской
                                                            сверь!
Сквозь первое горе
                                бессмысленный,
                                                            ярый,
мозг поборов,
                    проскребается зверь.

Вы заметили, какая игра слов?Одно и то же сочетание звуков приобретает совершенно разное значение...Если читать быстро, то произведение похоже на прозу, но - идеально сохранен ритм, эти ступеньки...Знаете, иногда слезы выступают на глазах от его
поэзии, душа трепещет...Если бы я умела писать стихи - я бы сказала именно так, как у него. Слово в слово.Ступенька в ступеньку.С такими же неровностями, которые составляют удивительно гармоничную музыку стиха.
Нет, это не Пушкин с его ленивой неторопливостью, умиротворенностью, доброй
иронией и не Лермонтов с его напевными, успокаивающими мелодиями.
У Маяковского все очень резко_контрастно, он кричит миру о своей боли и ненависти - ненависти, в которой проглядывается любовь. Любовь к миру :

Дивилось солнце:

"Чуть виден весь-то!

А тоже -

с сердечком.

Старается малым!

Откуда

в этом

в аршине

место -

и мне,

и реке,

и стоверстым скалам?!"

ВЗРОСЛОЕ
У взрослых дела.
В рублях карманы.
Любить?
Пожалуйста!
Рубликов за сто.
А я,
бездомный,
ручища
в рваный
в карман засунул
и шлялся, глазастый.
Ночь.
Надеваете лучшее платье.
Душой отдыхаете на женах, на вдовах.
Меня
Москва душила в объятьях
кольцом своих бесконечных Садовых.
В сердца,
в часишчки
любовницы тикают.
В восторге партнеры любовного ложа.
Столиц сердцебиение дикое
ловил я,
Страстною площадью лежа.
Враспашку -
сердце почти что снаружи -
себя открываю и солнцу и луже.
Входите страстями!
Любовями влазьте!
Отныне я сердцем править не властен.
У прочих знаю сердца дом я.
Оно в груди - любому известно!
На мне ж
с ума сошла анатомия.
Сплошное сердце -
гудит повсеместно.
О, сколько их,
одних только весен,
за 20 лет в распаленного ввалено!
Их груз нерастраченный - просто несносен.
Несносен не так,
для стиха,
а буквально.

ТЫ
Пришла -
деловито,
за рыком,
за ростом,
взглянув,
разглядела просто мальчика.
Взяла,
отобрала сердце
и просто
пошла играть -
как девочка с мячиком.
И каждая -
чудо будто видится -
где дама вкопалась,
а где девица.
"Такого любить?
Да этакий ринется!
Должно ,укротительница.
Должно , из зверинца!"
А я ликую.
Нет его -
ига!
От радости себя не помня,
скакал,
индейцем свадебным прыгал ,
так было весело,
было легко мне.

ВЫВОД
Не смоют любовь
ни ссоры,
ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкоперстый,
клянусь -
люблю неизменно и верно!

Эти строки совсем сливаются со мной. Вообще "Люблю" - самая светлая его поэма.
Когда мне одиноко, я читаю его строчки - и вспоминаю, что я в мире не одна.Нахожув себе что-то общее с "Тринадцатым апостолом", злюсь и ненавижу вместе с ним, а потомпревращаюсь в безнадежного романтика и обнаруживаю в душе следы любви...

И когда мое количество лет

выпляшет до конца -

миллионом кровинок устелется след

к дому моего отца.

Вылезу
грязный (от ночевок в канавах),
стану бок о бок,
наклонюсь
и скажу ему на ухо:

- Послушайте, господин бог!
Как вам не скушно
в облачный кисель
ежедневнообмакивать раздробревшие глаза?
Давайте - знаете -
устроимте карусель
на дереве изучения добра и зла!

Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу,
и вина такие расставим по столу,
чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пу
хмурому Петру Апостолу.
А в рае опять поселим Евочек:
прикажи, -
сегодня ночью ж
со всех бульваров красивейших девочек
я натащу тебе.

Хочешь?

Не хочешь?

Мотаешь головою, кудластый?
Супишь седую бровь?
Ты думаешь -
этот,
за тобою, крыластый,
знает, что такое любовь?

Я тоже ангел, я был им -
сахарным барашком выглядывал в глаз,
но больше не хочу дарить кобылам
из севрской муки изваянных ваз.
Всемогущий, ты выдумал пару рук,
сделал,
что у каждого есть голова, -
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук
целовать, целовать, целовать?!

Я думал - ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик.
Видишь, я нагибаюсь,
из-за голенища
достаю сапожный ножик.
Крылатые прохвосты!
Жмитесь в раю!
Ероште перышки в испуганной тряске!
Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою
отсюда до Аляски!

Пустите!

Меня не остановите.
Вру я,
вправе ли,
но я не могу быть спокойней.
Смотрите -
звезды опять обезглавили
и небо окровавили бойней!

Эй, вы!
Небо!
Снимите шляпу!
Я иду!

Глухо.

Вселенная спит,
положив на лапу
с клещами звезд огромное ухо.

Это были мои субъективные впечатления, навеянные творчеством поэта...
Не все его произведения мне близки - например, не люблю "красных", советских
стихов и поэм. А также - с ранних лет сохранилась неприязнь к его детским стихам...
Видно, ребенку нужна другая, пушкинско - лермонтовская гармония, ласковая, как
песня, а прыгать по лесенкам - еще рановато...

Биография В.Маяковского (правда, на английском)
Кое-что из стихов...