Отдельные фрагменты для Библиотеки Виртуальной Пустыни
Может возникнуть вопрос: кому нужна эта креативность? Я готов заявить - она нужна всем. Интерес к креативности не может и далее оставаться прерогативой только психологов и психиатров. Креативность становится воп-росом национальной и международной политики. Настала пора всем нам, а особенно военным, политикам и мыслящим патриотам, наконец осознать:
мы оказались в военном тупике и, судя по всему, готовы остаться там навсег-да. Сегодня в функции армии входит не ведение военных действий, а преиму-щественно предотвращение войны. Борьба между основными политически-ми системами будет продолжаться и дальше, и при отказе от военных спосо-бов разрешения противостояния можно ожидать усиления накала холодной войны. Преимущество в этой войне получит та система, которая сможет за-воевать симпатии других людей, пока не вовлеченных в борьбу. Пора задать-ся вопросом: какая из систем сможет произвести лучший тип человека, чело-века, склонного к братской любви и миролюбию, бескорыстного, более сим-патичного, более заслуживающего уважения? Какая из систем привлечет на свою сторону народы Африки и Азии? и т. д.
Таким образом психологически здоровая (или самоактуализированная) личность становится общественной реальностью и политической необходи-мостью. Нам нужен такой человек, который не вызывал бы ненависти, кото-рый смог бы поладить с любым другим человеком, был дружелюбен, ис-кренне дружелюбен с представителем любого народа и любой расы, вклю-чая африканцев и азиатов, которые острее других чувствуют всякого рода снисходительность, предубеждение или ненависть. Не вызывает сомнений, что гражданин той страны, которой суждено опередить своих противников по холодной войне или даже победить в этом противостоянии, должен необ-ходимо и обязательно забыть про само существование расовых предубежде-ний. Он должен уметь испытывать братскую любовь, должен уметь помо-
гать, должен вызывать доверие. Если же брать во внимание и более отдален-ные перспективы, то он не должен быть авторитарным, жестоким и т. п,
Но, кроме описанной выше необходимости, есть и иная, возможно более насущная для любой жизнеспособной политической, общественной, эконо-мической системы потребность; это естественная необходимость большего количества креативных людей. Для лучшего понимания ее можно использо-вать те же резоны, что так остро ощутимы в нашей промышленности, где в последнее время на первый план выходит проблема устаревания. Любой чело-век, посвятивший себя производству, прекрасно понимает, что, как бы ни был он богат и как бы ни процветало его дело, в одно несчастное утро он может проснуться и узнать, что изобретен некий новый продукт, который в одночасье сделал производимый им продукт ненужным. Представьте себе, что может произойти со всеми автомобильными гигантами, если завтра вдруг будет изоб-ретен новый вид дешевой техники для персонального перемещения, который может стоить в два раза дешевле среднестатистического автомобиля? Именно поэтому каждая корпорация, как только у нее появляется такая возможность, тратит большую часть своей прибыли на разработку и внедрение новых про-дуктов, одновременно усовершенствуя производимые. Ровно то же самое происходит па международной арене, - я имею в виду гонку вооружений. Да, сейчас сложился определенный баланс в количествах разрушительного ору-жия, бомб, самолетов-бомбардировщиков и тому подобных вещей, имеющих-ся у противостоящих политических систем. Но может ли кто-нибудь дать гаран-тию, что в будущем году не произойдет качественного скачка, подобного изоб-ретению американскими учеными атомной бомбы?
Именно опасаясь этого все крупные страны проводят бесконечные ис-следования и разработки в военной сфере, расходуют огромные деньги на оборону и вооружение. Каждый участник этой технологической гонки стре-мится первым изобрести некое сверхоружие, которое сделало бы устарев-шими все существующие сегодня. Мне кажется, руководители государств постепенно начинают осознавать, что люди, которые способны решить их проблемы, способны изобрести нечто новое, это именно те люди, которые их всегда невольно раздражали, которые вызывали у них резкое неприятие, а именно креативные люди. Поэтому на государственном уровне встала про-блема управления творческим персоналом, проблема раннего отбора креа-тивных людей, проблема воспитания и взращивания творческой личности и Другие подобные им проблемы.
Именно здесь кроются, по моему мнению, истоки интереса к креатив-ности. Историческая ситуация, сложившаяся на сегодняшний день, такова,
что рост интереса к проблеме креативности неизбежен как в кругу научной интеллигенции, так и у социальных философов и у самого широкого круга общественности. Наше время более изменчиво, более текуче, более стреми-тельно, чем любая эпоха во всей истории человечества. Предельно ускори-лось все - темп сбора научных данных, изобретательская активность, ско-рость выработки новых технологических решений, процессы трансформа-ции психологической реальности, рост благосостояния; все ежедневно складывается в новую, прежде неведомую комбинацию и ставит человека перед необходимостью соответствовать ей. Раньше невозможно было даже представить подобную нестабильность, но сейчас она уже не позволяет че-ловеку воспользоваться старым опытом, пусть многие еще не осознали это-го до конца. Так, за несколько последних десятилетий подвергся кардиналь-ным изменениям весь процесс обучения, особенно в части технических дис-циплин и в сфере научения профессиональным навыкам. И это понятно. Что толку изучать механизмы - они слишком быстро устаревают. Что толку запоминать технические решения - они устаревают еще быстрее. Профес-сор любой технической дисциплины, например, зря потратит время, если будет обучать своих студентов тем навыкам и техническим решениям, кото-рые в свое время преподавали ему, - эти навыки и решения сейчас почти на сто процентов бесполезны. Практически в каждой области жизни мы сталки-ваемся с молниеносным старением и смертью фактов, теорий и методов. Каждый из нас и все мы вместе в любое утро можем почувствовать себя специалистами по изготовлению хомутов, чье мастерство уже никому не нужно.
Как же следует приступать к обучению, например, инженеров? Ответ очевиден: мы должны научить людей быть креативными, именно в том смысле, чтобы они были готовы принять новое, умели импровизировать. Они должны не бояться перемен, уметь сохранять спокойствие в бурном течении нового и по возможности (и это было бы лучше всего) приветствовать все новое. Это означает, что нужно обучать и готовить не просто инженеров, не инженеров в старом, привычном смысле этого слова, а "креативных" инженеров.
В самом основном это относится и к подготовке руководителей, лидеров и администраторов в бизнесе и индустрии. Это должны быть люди, способные взять под контроль стремительное и неизбежное устаревание только что внедренного в производство продукта, только что освоенного способа производства. Это должны быть достаточно понятливые люди, чтобы у них хватило ума не бороться с переменами, а предвосхищать их, и достаточно дерзкие, чтобы радоваться им. Мы должны вырастить новую породу людей - людей-импровизаторов, людей, способных принимать молниеносные, творческие решения. Нам необходимо понять, что сегодня человек, которого мы называем "умелым" или "подготовленным" или "умным", должен пред-ставлять из себя нечто иное, отличное от того, как мы толковали раньше эти понятия (например, это наверняка уже человек не только с богатым жизнен-ным опытом, который наперед знает, как решить любую проблему). Многое из того, что мы раньше называли обучением, сейчас утеряло всякий смысл. Любая методика обучения, опирающаяся на изучение старого опыта, пыта-ющаяся непосредственно применить прошлое к настоящему или старые ре-шения к текущей ситуации, устарела. Сегодня образование ни в коем случае нельзя рассматривать только как процесс усвоения знаний, пора определить его как процесс становления характера, как процесс личностного развития. Конечно, мои выводы не тотальны и абсолютны, но они справедливы очень во многом, и их справедливость будет все очевиднее год от года. (Это самый прямой, категоричный и доходчивый способ выразить то, что я хочу.) Накоп-ленный человечеством опыт становится почти бесполезным в некоторых об-ластях жизни. Люди, слишком привязанные к прошлому, стали почти беспо-лезными во многих профессиях. Настало время нового человека, человека, способного оторваться от своего прошлого, чувствующего в себе силу, му-жество и уверенность, чтобы довериться тому, что диктует ситуация, способ-ного, если понадобится, решить вставшие перед ним проблемы путем имп-ровизации, без предварительной подготовки.
Все это вновь акцентирует наше внимание на психологическом здоро-вье и силе человека. Для нас становится все более важной способность чело-века полностью сконцентрироваться на том, что происходит "здесь и сей-час", его умение слышать, видеть и понимать, что диктует ему конкретная ситуация. Появляется потребность в человеке, отличающемся от обычного, распространенного ныне типа человека, который воспринимает настоящее как вариацию прошлого, тратит настоящее, чтобы сделать будущее менее опасным и более предсказуемым, который настолько не уверен в своих си-лах, что боится будущего. Существует острая необходимость в появлении нового человека, и она вызвана не только желанием триумфальной победы в холодной войне и в гонке вооружений, такой тип человека необходим нам для того, чтобы достойно встретить новые времена и соответствовать ново-му миру, который уже окружает нас.
Все сказанное о холодной войне и о стремительно меняющемся мире, в котором мы оказались, заставляет определенным образом расставить акцен-ты в нашем разговоре о креативности. Мы постоянно возвращаемся к про-блеме личности, мировосприятия, характера и очень редко вспоминаем про-дукты творчества, технологические новшества, художественные произведе-ния и т. д. То есть, нас больше интересует сам процесс творчества, сама креативная установка, непосредственно креативная личность, а не произво-димый ею продукт.
Мне представляется, что в дальнейшем следует больше внимания уде-лять инспирационной фазе креативности, а не фазе разработки, пристальнее изучать "первичную", а не "вторичную" креативность (89).
Мы должны обращать внимание не на продукты искусства и науки, несмотря на их бесспорную социальную значимость, а на способность к импровизации, гибкость и приспособляемость, на способность эффективно противостоять любой неожиданно возникшей ситуации, невзирая на то, покажется она нам пустяковой или исполненной величия. Мы должны поступать именно так потому, что в противном случае, если принять за критерий креативности результат творческой деятельности, то это однозначно приведет в круг обсуждаемых проблем такие качества как трудолюбие, упорство, дисциплинированность, терпение и множество других вторичных характери-стик, либо не имеющих прямого отношения к креативности, либо относя-щихся не только к ней.
Все эти доводы убеждают меня в том, что изучать креативность пред-почтительнее на детях, а не на взрослых. В этом случае можно не обращать внимания на многие вещи, которые только сбивают с толку и осложняют исследование. Например, изучая детскую креативность, у нас не возникнет желания принять в расчет такие вещи как социальная новизна, польза для общества или цель творчества. Мы не завязнем в проблеме разведения врож-денных задатков и благоприобретенного таланта (проблема эта, как мне ка-жется, мало связана с универсальной креативностью, которая есть в каждом из нас).
Таковы некоторые причины, по которым я считаю невербальное обу-чение, например, обучение через искусство, музыку и танец, чрезвычайно важным. И я говорю вовсе не об обучении творческим профессиям, потому что в любом случае это делается другим образом. Меня также мало волнует это с точки зрения организации досуга детей или применения данного подхо-да в терапевтических целях. Если уж на то пошло, то меня не интересует и обучение искусству как таковое. В чем я действительно заинтересован, так это в том, чтобы разработать новый тип обучения, направленный на созда-ние нового человека, столь необходимого нам, человека процессуального, креативного, импровизирующего, доверяющего самому себе, отважного и автономного. Так уж получилось, что люди, занимающиеся обучением ис-кусству, первыми обратили внимание на эту проблему. Но все наработанное ими с равным успехом может быть применено и при обучении математике, и я надеюсь, что однажды это обязательно произойдет.
Мы знаем, что сейчас математику, историю, литературу принято пре-подавать, опираясь на способность запоминать, методом диктанта (хотя уже известны исключения, вроде новейшей методики обучения импровизации, эвристическому мышлению, креативности и радости, разработанной мате-матиками и физиками для применения в средней школе и описанной Дж. Брунером). И вопрос здесь заключается в том, как научить детей быть гото-выми к неожиданностям, научить их импровизировать в изменяющейся об-становке, то есть как обучить их креативности и креативной установке.
Это новое течение в образовании, обучение через искусство, больше акцентировано на субъективном. Оно позволяет выйти за пределы однознач-ного "верно-неверно", не обращает внимания на точность и приблизитель-ность, оно предоставляет ребенка самому себе, его собственному мужеству и тревогам, его собственным стереотипам и выдумке. Мне кажется удачным сформулировать преимущества данного метода следующим образом: там, где отвергаются строгие законы объективного, там появляются благоприят-ные условия для самопроявления, а следовательно, благоприятная психоте-рапевтическая ситуация, благоприятная почва для роста. Именно этот меха-низм задействован в проективных методиках и в инсайт-терапии, где отменя-ется реальность, исключается правильность, не помогают навыки адаптации к миру, уничтожены физические, химические и биологические детерминан-ты, - все убрано оттуда, чтобы душа могла свободно проявить себя. Я готов пойти еще дальше и заявить, что обучение через искусство проявляет себя одновременно и как разновидность терапии, и как техника роста. Обучение через искусство поднимает к свету качества человека, залегающие в самых глубинных пластах психики, и помогает человеку возмужать и окрепнуть, побуждает его расти и учиться.
По мере того, как человек становится более единым и более "чистым", увеличивается его способность слиться с миром*, с тем, что до того было "не он". Например, возлюбленные, сближаясь, становятся скорее одним человеком, чем парой, монизм "Я - это ты" становится более возможным, творец становится одним целым со своим творением, мать ощущает свое единство с ребенком, слушающий музыкальное произведение человек сам становится музыкой (а она становится им), посетитель картинной галереи становится картиной, зритель в театре балета - танцем, астроном оказывается "где-то там" со звездами (больше не являясь отдельным существом, подглядывающим в замочную скважину телескопа за другими отдельными существами, находящимися на другом краю бездны).
Лучше всего отличать бессознательные стремления и потребности от бессознательных механизмов познания, поскольку последние зачастую гораздо легче перенести в сознание и, стало быть, внести в них изменения. Первичные механизмы познания (Фрейд) или архаическое мышление (Юнг) больше поддаются восстановлению, например, посредством обучения искусствам, танцу и другим невербальным навыкам.
Наука и образование, которые являются слишком абстрактными, вербальными и "книжными", не оставляют достаточно места для непосредственного, конкретного, эстетического переживания, в особенности - субъективных событий внутри индивида. Например, сторонники организмизма в психологии наверняка согласятся с необходимостью большего внимания к обучению искусствам, танцу, спорту (в греческом духе) и с важностью феноменологических наблюдений.
В этом смысле, мы можем извлечь очень важные уроки из опыта терапии, креативного подхода к образованию, обучению искусствам и, в частности, как я считаю, искусству танца. Там, где присутствуют терпимость, любовь, одобрение, понимание, защищенность, удовлетворение, поддержка и отсутствуют агрессивность, стремление ставить оценки, желание сравнивать, то есть там, где человек может чувствовать себя в полной безопасности, там у него появляется возможность разобраться со всевозможными мизерными мотивами, вроде враждебности, невротической зависимости, и дать им выход. Стоит только человеку пройти через такой катарсис, и он спонтанно устремляется к другим радостям жизни, которые другими людьми воспринимаются как "более возвышенные" или направленные на развитие личности, например, к любви и творчеству. Стоит человеку испытать эти радости, и он будет предпочитать их всем остальным. (Зачастую нет особой разницы, какой именно тщательно разработанной теории придерживается терапевт, учитель, психоаналитик и т. д. По-настоящему хороший терапевт, может разделять самые пессимистичные взгляды Фрейда и тем не менее работает так, словно развитие личности вполне возможно. По-настоящему хороший учитель, который на словах полностью поддерживает "розовый", оптимистический взгляд на человеческую природу, с полным пониманием и уважением расскажет своим ученикам о регрессивных и защитных силах.
Примеры действия этого принципа можно обнаружить не только в глубинной мотивационной динамике ребенка, но и с точки зрения личности как микрокосма - в развитии любых, самых скромных навыков, таких как овладение умением читать, кататься на коньках, рисовать или танцевать Освоивший простые слова ребенок получает от них огромное удовольствие, но не останавливается на этом Пребывая в благоприятной атмосфере, он демонстрирует спонтанное желание узнавать все больше и больше новых слов, запоминать более длинные слова, строить более сложные предложения и т. д. Если же он вынужден оставаться на примитивном уровне, то ему становится скучно, а то, что прежде доставляло ему удовольствие, теперь его раздражает. Он хочет продолжать, двигаться, расти Он останавливается или регрессирует только в том случае, если на следующей стадии его ждут разочарование, неудача, неодобрение или насмешка.
Приложение I
СООТВЕТСТВУЮТ ЛИ НАШИ ПУБЛИКАЦИИ И ДОКЛАДЫ ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ?
Наши журналы, книги и конференции годятся, прежде всего, для общения и обсуждения того, что рационально,абстрактно, логично, общезначимо, безличностно, узаконение, повторимо, объективно, неэмоционально. То есть они утверждают все те вещи, которые мы "психологи личности", стараемся изменить. Иначе говоря, они уводят нас в сторону. В результате, мы, терапевты и исследователи самости, по-прежнему вынуждены подчиняться академической привычке говорить о наших ощущениях и об ощущениях наших пациентов в той же манере, в какой мы рассказывали бы о бактериях, о луне или о белых крысах, предполагая разделение на субъект и объект, предполагая собственную отстраненность, отдаленность и невовлеченность, предполагая, что нас (и объекты восприятия) не трогает и не меняет сам акт наблюдения, предполагая, что мы можем отделить "Я" от "Ты", предполагая, что все наблюдение, мышление, выражение и общение может быть только хладнокровным и неэмоциональным, предполагая, что эмоция может только повредить познанию, и т. п.
Короче говоря, мы продолжаем пытаться использовать каноны и пути безличностной науки в нашей личностной науке, но я убежден, что это не сработает. Кроме того, теперь мне абсолютно ясно, что научная революция, к расжиганию которой некоторые из нас имеют отношение (конструируя достаточно объемную философию науки, чтобы она могла включить в себя чувственное знание), должна распространиться и на способы интеллектуального общения Мы должны сделать явным то, с чем мы согласны втайне, что мы глубоко ощущаем в нашей работе и что приходит к нам из глубин личности, то что мы иногда соединяем с объектом нашего исследования, а не отделяем от него, с чем мы, как правило, тесно связаны и чем мы должны быть, если только наша работа не является сплошным обманом. Мы также должны честно принять и откровенно выразить ту глубокую истину, что большая часть нашей "объективной" работы одновременно является и субъективной, что наш внешний мир зачастую изморфен нашему внутреннему миру, что "внешние" проблемы, которые мы пытаемся решить "научным путем", зачастую являются также нашими внутренними проблемами и что наше решение этих проблем является, в принципе, самотерапией в широком смысле этого слова.
Это особенно верно для нас, ученых, занимающихся исследованием личности, но, в принципе, это также верно и для всех других ученых. Поиски порядка, закономерности, управляемости, предсказуемости, постижимости в звездах и растениях зачастую изоморфны поискам внутренних закономерностей, оснований контролируемости и т. п. Безличностная наука иногда может быть убежищем или защитой от внутреннего хаоса, от страха потери контроля. Или,если выразиться более широко, безличностная наука может быть (и зачастую, как я обнаружил, является на самом деле) убежищем или защитой от личного внутри самого ученого и внутри других человеческих существ, реакцией отвращения на эмоцию или импульс и иногда даже проявлением презрения к человеку или страха.