Птицы - живое воплощение красоты Земли.
Музыка должна ждать, когда ее исполнит скрипач или услышит пришедший на концерт человек. Книга должна ждать, когда ее откроет и прочтет читатель. Картина художника должна ждать, когда на нее пристально взглянет посетитель музея. Птица должна ждать, когда ее услышит, увидит, откроет или мельком отметит у себя в памяти человек. Таким образом, птица - это особое человеческое чувство.
Птица, как проявление человека в разные минуты его жизни, бывает для него то символом счастья, то провозвестником беды, то образом смерти, возрождения или самого себя. Есть Синяя птица - о ней мечтают. Это, собственно, сама мечта. Ведь у мечты должны быть крылья. Есть птицы Сирин и Алконост - те с человеческими лицами. Они предсказывают судьбы. Есть птица Феникс. Она появляется там, где надеются. Она способна, как надежда, умирать и возрождаться вновь. Есть птица вечной молодости. От нее нужно брать птичье молоко и пить его по каплям, тогда проживешь вечно. Есть птица Юности (может быть, та же самая?). Она сладкоголоса, но из клюва у нее во время пения каплет кровь. Есть птица-Жар. Ее следует добывать в Мире Мертвых. Кто добыл ее, будет единственный слушать ее пение, для других она нема. Своему хозяину она дарит неиссякаемую жизненную силу. Есть птица Вещун. То ли филин, то ли ворон, то ли удод. Есть птица Веретеница. В древней книге про нее сказано: "стоит дуб стародуб, на том дубе стародубе сидит птица веретеница, вертится как веретено; никто ее не поймает: ни царь, ни царица, ни красная девица". Птица-веретено - это сама смерть. ...А птичье яйцо - как символ мироздания?
Чего только про птиц не знает народ! Эти знания не есть соотнесение с реальностью. Они чаще всего - сложные образы и чувства, которые чрезвычайно легко облечь в птичье тело и наделить вполне известными птичьими чертами. Сядет ворон на конек жилья и прокаркает, жди покойника. Если ночью в окно стукнется сова, быть беде. Кукушка кукует - года оставшиеся людям считает. Аист на крыше - к счастью. Ласточка - радость. Орел - сила. Сокол - ловкость и удаль. Воробей - бесшабашное молодечество. Щегол - красивость. Глухарь - старость. Филин - мудрость. Соловей - песня. Лебедь - любовь.
На Руси пели за околицей магическую закличку весны: "жаворонки, прилетите, красно лето принесите!" Древние греки считали, что ласточки зимуют на дне морей. Древние римляне были уверены, что по полету птиц можно узнавать исход предстоящей битвы или виды на урожай. Американец, разделывая за рождественским столом индейку, тайно верит, что жирность и тучность ее каким-то мистическим образом связаны с ожиданиями от предстоящего года. Сплошь и рядом с человеком мир был заполнен птицами реальными и выдуманными, мифологическими и сказочными, помогающими людям понять и объяснить его устройство. Одних пословиц не перечесть! Не сули журавля в небе, а лучше дай синицу в руки! Лучше журавль в небе, чем утка под кроватью... Загадки опять же! Утка в море, а хвост на заборе? А? ...А сколько птичьих фамилий! Вокруг нас в деревне Пустыни - Синицины, Снегиревы и Грачевы (это местные), да городские, дачники - Ястребовы, Журавлевы и Курочкины!
Человеку с его естественной неспособностью летать птица - как дар переодушевления: вот стану птицей во второй жизни, так налетаюсь вдоволь! Как стриж! Чего-ж все-таки мы не соколы?!... Птица - это душа человека.
...
Всех птиц, если они не подлежат видовому определению (то есть если затруднительно или в этом нет нужды), пустынские бабушки кличут потками. "Потки-ти у меня всю вишню поклевали, - сетует баба Маня. Я их с вишенника-ти клюкой шугнула, так они, потки-ти, по бурьяннику рассыпались!" Мышей бабки любовно кличут маврушками. Но в этом слове мне не слышится почему-то древних наслоений. А вот "потки" - это какая-то особенная морфема!
Бабки, конечно же, прекрасно осведомлены, что среди "поток" встречаются воробьи, соловьи, поползни, снегири, синицы. Но уж если летит какая-то "неразборчивая" стая, стало быть, это - потки! Потки покрупнее и почернее кучей летают - галье. "Галье под тучи-ти сбивается к ненастью, - причитает вдругорядь баба Маня, заботливо укрывая свернутыми в кулечки газетами любимую капустку. "К худу воронье-ти сбивается, говорю!"
Мужики птиц знают лучше. Мужики с лесом, с лугами, с озерами теснее связаны. Да и большинство из них уже давно не верит, что называется, ни в сон, ни в чох, ни в птичий грай! Зато собственного опыта общения с природой у каждого из них - хоть отбавляй. "Птица всегда хороша, любая...Это я не про утку подстреленную или курицу какую жареную, помилуй бог! Птица - она как украшение. Что цапля в камышах, что чайка на плесе, что соловей на лозинке - все украсят собой любое место. И песня от них, и вид!," - рассуждает, например, на завалинке дед Максим.
...
Шел я как-то себе по лесным опушкам на приречных террасах Сережи, кругом благость и покой. Тишина. Стрекочут первые летние кузнечики. Кое-где по буграм уже спеет и первая земляника. Смотрю в небо. Там - ни облачка. Только стрижи и ласточки с их мягким щебетом. Солнечный яркий полдень. Вдалеке нестерпимо блестят озера. За ними - черно-синие лесные дали, боры, дубравы...
Как хороша первая земляника! Право, банальность - объяснять это. И писать про это. Но - приятная такая банальность. Ем землянику. В одном местечке, на солнцепеке, ее как-то особо много соспело! Крупная, зернистая. Я, впрочем, не выбираю - отправляю в рот даже покрасневшие с одного бока. Иногда попадаются кустики поляники. Она еще далека от спелости. Вот пройдет недельки две, три, и тогда я буду наслаждаться здесь крупной "пулькой". Именно так зовут полянику местные жители. Спелая ягода ее отрывается от цветоложа с характерным звонким звуком - "пульк!, пульк!". Брать пульку - одно удовольствие! Да еще если рядом ползает на четвереньках местная ребятня, так, что отовсюду слышится звонкое "пульканье"! Главное, не запороться в охотничьем азарте в заросли низенького, но чрезвычайно густого и задиристого шиповника! В таком случае к чудным звукам "пульканья" прибавится несколько иных, менее приятных уху...
Жарко... Ползаю на коленях от бугра к бугру. И вдруг слух орнитолога профессионально ловит среди нежного ласточкиного щебета какое-то странное курлыканье. Я такого никогда не слыхал! Отвлекаюсь от земляники. Оглядываюсь. Никого... Быть может, от жары, от злого зноя легкие галлюцинации слуховые начались? Но вот курлыканье повторяется ближе. Еще ближе! Трельки ни с чем не сравнимые, этакое мурлыканье эльфов! Мелькает силуэт птички. Птичка присаживается на провода, связывающие уныло бредущие по песчаным холмам телеграфные столбы - единственную в здешних краях линию электропередач. Странная птичка! Не могу узнать ее! Тем временем к первой присоседивается вторая. Вот опять курлыкнули! Как-то свежо, нежно, пряно! Сидят, качаются под легким набежавшим ветром на старом, видавшим виды алюминиевом проводе. Что-то курлычут друг другу "на ушко". Сразу понятно, что он и она. Пара. Интимничают. Кто такие? Почему не знаю? Ба - да это же, страшно сказать, ... щурки!
Сто лет не видел щурок. Щурка золотистая - вообще птица редкая, "нечастая". В наших, далеко не южных, краях особенно. Но красива необычайно! Ярко-желтое горло, на котором еще и узенький черный, очень изящный галстучек. Хвост и брюшко - голубовато-зеленого цвета, спина и верх головы - рыжие. Через глаз идет черная полоса, этакий пиратский "штрих". И вот такие красавицы сидят передо мною на проводах и покачиваются на ветру.
Правда, сидят они от меня довольно далеко. Пытаюсь подходить ближе. Нет, заметили все же! Снялись, перелетели. Осторожные. Курлыкнули снова уже на другом пролете между столбами. Боятся. Стесняются. Смотрю в бинокль. Точно, щурки! Красивые неправдоподобно! Знойное марево колышет воздух. Лесные дали синее и синее... Сверкают озера. На их фоне пара щурок кажутся мне даже в бинокль крошечными эльфами, залетевшими случайно из соседней, неизвестной мне сказочной страны.
Вот, курлыкнув последний раз, снялись и улетели. Быть может, еще несколько лет никто не увидит их здесь, как не видели в окрестностях Пустыни щурок уже многие годы. Я задумчиво бреду по песчаным холмам, забыв о землянике. Огненные кобылки с треском взлетают из-под ног. Начинает зацветать коровяк - желтые султаны над холмами. Небо надо мною вновь наполняется привычным щебетом ласточек. Выше ласточек парят стрижи. Еще выше - печальный канюк, которому, должно быть, видно с таких высот даже загадочное и далекое озеро Нарбус. Появляются легкие перистые облака...
Мне представляется, что этими двумя одинокими птичками могли бы быть, предположим, мы с Ларой. Как неуютно, должно быть, попасть в мир, где нет подобных тебе. Ведь эта пара щурок единственная, наверное, на многие сотни, а может быть, и тысячи квадратных километров вокруг. Что занесло их сюда? Почему давным-давно не было их в наших краях? Откуда прилетела эта странная парочка?
Быть может, любовь на своих невидящих крылах (в смысле - ничего не замечающих вокруг и не признающих никаких преград на своем пути) принесла их на приречные пустынские холмы? Ведь и мы, пара людей, искренне любящих друг друга, могли бы оказаться в чужой стране, где других людей вообще нет! Что ощущали эти щурки здесь в своем одиночестве? Радость открытия новых неведомых земель или холод и неуют чужбины?
В этот момент я вдруг остро и зримо осознал то, что всегда лишь смутно и подсознательно чувствовал: пронзительную индивидуальность жизни. Эти щурки были сейчас для меня не просто представители определенного вида из определенного отряда птиц. Это были две жизни, связанные одной судьбой. Это были две половинки любви. Это были две скитающиеся по миру души и не находящие для себя успокоения.
Я случайно встретился с ними. Я никогда их больше не увижу. Запомнили ли они меня? Обратили ли внимание на меня, как я - на них? Три живых частички столкнулись в слепом потоке времени и разлетелись кто куда. Как в детской шутливой арифметике: две полетели на юго-восток, а одна поплелась в деревню.
И я проклинал бога за то, что он даровал мне способность мыслить и чувствовать! И я благодарил бога за то, что он не даровал мне способность летать! В смятенных и растрепанных чувствах, как огородное чучело, пришел я домой в деревню и с тех пор стараюсь позабыть тех щурок! Но бог, похоже, не дал мне этой способности!...Птица - это душа человека, о существовании которой он до поры, до времени не подозревает...
...
Выдался погожий летний денек, и мы с Джоном и Костиком решили пофотографировать птиц. Друзья долго возились со своей заморской техникой и штативами, Джон протирал какими-то специальными фланелевыми тряпочками объективы, вынимая их из коробочек и трясясь над ними, как Кощей над златом, а я отправился украдкой на разведку. Разведка донесла, что в зарослях орешника за старой баней, которая уже лет десять никому, кроме шершней и муравьев, не служит, тайно проистекает частная жизнь сорокопута-жулана. Этот сорокопут помогал Ларе бороться с медведками. Однако близкими друзьями мы никак не становились. Медведки - медведками, а приватная жизнь не терпит чужого любопытства!
Мы запланировали отснять кадры с сорокопутом. Я подозревал, что хозяевам гнезда в орешнике наша затея не понравится, но подозрения не оправдались. Хозяевам гнезда наша затея не просто не понравилась. Она привела их в ступорозно-бешеное состояние. Лишь только, вооруженные штативами, объективами и фланелевыми тряпочками, мы втроем приблизились к зарослям орешника на десять метров, в гущах и кущах поднялся невообразимый переполох. Папа-сорокопут выскочил весь в гневе, трепеща от возмущения всеми фибрами, то бишь перьями, и заорал на нас истерическим криком. Рядом скакала по кустам и сварливо стрекотала мамаша. Роняя фланелевые тряпочки и спотыкаясь о штативы, мы были вынуждены удалиться. "Вот черти, - мрачно произнес Джон, пряча бережно объектив в коробочку, - не дадутся! Бесполезное дело! Дети там у них малые!" "А хорошо бы деточек-то заснять!, - мечтательно произнес Костик. Представляете, такой мирный семейный портрет в ореховой, то есть, пардон, орешниковой раме!"
Пока мы обсуждали план дальнейших действий (не гоже было совсем уж отступать из сада, так и не сделав ни одного орнитологического кадра!), на горизонте появилась восторженно настроенная Лена. Она напоминала доброго Снусмумрика. "Как птично тут у Вас!, - радостно и как-то празднично улыбаясь, приветствовала нас она. Сорокопутики поют, славки по кустам скачут...Ах, как прелестно!"
Сорокопутики тем временем "пели", надрываясь от злобы, все еще летая над нами с твердым намерением утеснить нас еще на полкилометра от гнезда. За их истошным гвалтом мы даже и славок-то никаких не слышали. "Как птично тут!, - не унимала своих восторгов Лена. - Просто прелестно! Давайте снимать ласточек!"
Развернувшись, мы, уже вчетвером, решительно зашагали из сада на улицу. Там, на электрических проводах, весело раскачиваемых ветром, отдыхало с десяток щебетуний-ласточек. "Будем снимать ласточек!, - мрачно констатировал Джон, протирая фланелевой тряпочкой бережно извлеченный из коробочки дорогой объектив. "С проводов!, - мечтательно добавил Костик. "Как птично тут у Вас, как прелестно,... - радостно пела Лена, - как много ласточек хороших!". Ласточки при нашем приближении как-то привстали на проводах и встревоженно защебетали тоном выше обычного. "Ничего не будет!, - мрачно успокаивал, по видимому, сам себя Джон, - техника мощная, близко подходить не будем, телевик возьмет отсюда, как пить дать!"
Однако, как только протирка фланелевыми тряпочками объектива закончилась, и телевик встал на штатив, ласточки снялись с проводов как по команде и усвистали вдаль.
В этот момент за забором, где-то в самой гуще кроны старой антоновки завопрошала чечевица. "Витю видел? Витю видел? Витю видел?, - приставала к кому-то она, и было совершенно ясно, что этот Витя понадобился чечевице просто позарез. Джон приободрился и осторожно стал прятать объектив в коробочку. "Ну как все же птично!, - восторженно хлопая в ладоши, запрыгала Лена. - Смотрите, даже чечевичка поет!" Кот Мися с крыльца также внимал с интересом пению чечевички. "Щас мы ей покажем Витю!, - решительно заявил Костик. - Вперед! Я ее выпугну тихохонько с ветвей, а Вы (это он к нам с Джоном) ее берите в объектив!" Пока мы продирались вдоль забора сквозь вековые заросли малины и хмеля, Лена восторженно пищала про чечевичку. "Она ведь правда вся карминная? Я читала в определителе! Причем, только ее мужчина! А как он поет! Это правда чечевиц? Он же весь карминный! Какой прелестный кадр получится - карминный чечевиц на фоне зеленой листвы! Ах, как прелестно!..." При последних словах Лена запуталась в особо густой хмелевой лиане и с шумом обрушилась в заросли малины, зацепив еще при этом неожиданно ремень кофра, в котором Джон осторожно нес объективы в коробочках. "Ах!, - как в старинном водевиле вскричал Джон и картинно упал в малину вслед за Леной. В кустах еще долго стояла возня выпутывающихся из хмелевых объятий двух падших людей, металлически звякал штатив, и было слышно периодически то слово "прелестно!", то словосочетание "черт возьми!" Никто не замечал, как сзади воровато крадется за фотоохотниками заинтригованный воплями, несущимися с яблони, кот Мися.
"Витю видел? Витю видел?, - с каким-то упорством маниака продолжала вопрошать чечевица. Она твердо решила, по видимому, не покидать сад без Вити. Костик уже подкрался под самую антоновку и стоял в позе легавой, нетерпеливо поджидая арьегард. Фотоснайперы, снимая с себя обрывки хмеля и листья малины, приближались. Джон судорожно проверял коробочки и протирал фланелевой тряпочкой чудом оставшийся в живых объектив. "Щас мы ей покажем Витю!, - цедил сквозь зубы под яблоней Костик, - обнаглела, блин!" Лена, широко округляя глаза и зачарованно глядя в крону антоновки, шептала как молитву - "Прелесть! Прелесть!" Джон и я устанавливали штатив. Затем наступила торжественная минута. Джон протер фланелевой тряпочкой последний раз объектив и стал прилаживать его к телевику. В это время кот Мися решился на атаку.
Словно пушечное ядро средних размеров, кот пронесся у нас под ногами в сторону яблони и сшиб штатив. Не заметив, похоже, Костю, кот влетел на ствол (а, может быть, даже и на самого Костю), чем сильно напугал стоящего в ожидании команды загонялу. Костя от неожиданности матюгнулся, чечевица, пискнув что-то неразборчивое про Витю, вылетела из кроны, сверкнув нам на прощание всем своим "кармином". В это время мы с Джоном пытались выправить положение у накреняющегося штатива. "Черт возьми, - ругался на чем свет стоит Джон, - зачем здесь кот?!" "Прелесть!, - шептала восторженно Лена, прижимая к груди невесть откуда взявшуюся у нее фланелевую тряпочку. - Наконец-то я ее разглядела! Это просто прелесть!"
Последнее, как мы выяснили позднее, относилось все же к чечевице. Не получив ответа на интересующий ее вопрос, чечевица удалилась (явно в испуге) из нашего сада в иные места, где, должно быть, другим людям суждено было счастье видеть Витю.
А мы пошли к бабе Кате фотографировать кур. Кстати, тут на Джона как-то совершенно неожиданно попер фарт. Ему посчастливилось сделать обалденный кадр бабы Катиного петуха Семена. Семен взлетел на изгородь и заорал. В этот момент Джон инстинктивно вскинул свою пушку. И вот петух Семен (чуточку подретушированный) уже месяц как красуется внутри одного из столичных журналов, посвященных вопросам охраны природы.
...
Каждый дачный сезон, а было у нас с Ларой их уже целых три, в нашем саду-огороде доминируют вполне определенные птицы. Причем, что удивительно, всякий сезон разные.
Первый год мы назвали ласточково-сорокопутовым. Второй прошел под знаком каменки и коноплянки. А в нынешнем постоянно на глаза попадались щеглы и трясогузки.
Все дело в том, что эти птицы поочередно гнездились у нас и потому мелькали перед нами чаще других. Так, пока мы не сломали старый, совершенно ненужный нам сарай, там под коньком, за отворотами старых, продубленных дождями, ветрами и солнцем досок, исправно делали свое жилье каменки. Как только начала строиться банька, как ее чердак с удобным "слуховым окошком" тут же облюбовало семейство трясогузок. Особенно отрадно, что в этом году в зарослях можжевельника, посаженного мною в самый первый сезон, измудрились загнездиться щеглы!
Здорово проводить свой год под знаком своей собственной дикой птицы! Вот будет класс, если мою карстовую провалину за огородом возьмет, да и облюбует "с дуру" какой-нибудь гусь-гуменник или, что похлеще, фламинго! Хоть я и состою с Союзе охраны птиц России, где на каждый год избирается для всей страны "Птица Года", мне страстно желается иметь еще и свою "семейную" или, если хотите, индивидуальную "птицу года". Ну кто мне это запретит?! Страна страной - она, Россия, велика! А вот на своем участочке, на дачном, пусть щебечут у меня то ласточки, то щеглы свиристят!
Автор: Сергей Борисович Шустов, 2001
К первой странице
ДогиДоги Пустынских Рассказов
К первой странице сайта
Виртуальной Пустыни
Библиотека Виртуальной Пустыни в 2003 - 2004 годах является частью сетевого проекта
"Нижегородские ресурсы коллективного авторства" и развивается
при финансовой поддержке Управления образовательных и культурных программ
Государственного Департамента США в рамках Программы
"Обучение и доступ к Интернет",
реализуемой на территории Российской Федерации Представительством некоммерческой корпорации "Прожект Хармони Инк." (США).
Точка зрения, отраженная текстах сайта может не совпадать с точкой зрения
Управления образовательных и культурных программ Государственного Департамента
США или Некоммерческой корпорации "Прожект Хармони Инк.".