Сергей Шустов shustov@dront.ru:
Предисловие -
Тайны -
Птицы -
Студенты -
Лисички -
Дачники -
Праздники -
Эксперименты -
Насекомые -
Пчелы -
Походы -
Камни -
Куколки -
Ласточки -
Самолеты -
Медведки -
Подарки -
Телята -
Дожди -
Дубы -
Звезды -
Звуки -
Дороги -
Деревья -
Радости -
Листья -
Ручьи -
Кошки -
Заборы -
Друзья -
Собаки -
Американцы -
Бани -
Аборигены -
Туманы -
Рыбы
Когда деревенская ласточка села на провода, проходящие под коньком крыши нашего дома, я тут только и осознал свою еще, может быть, даже детскую мечту - сидеть в своем деревянном домике и смотреть в окно на резвящихся в небе ласточек.
Домик обязательно должен был быть деревянным. Окно желательно должно было выходить в сад. Ласточки непременно чтобы резвились на фоне безмятежных кучевых облаков. Вот такая обрисовывалась мечта.
В целом случившаяся спустя много-много лет после детства действительность соответствовала мечте почти на все сто. Правда, окна выходили не в сад, а на деревенскую улицу. Но ведь, если трезво рассудить, и ласточкам в саду резвиться нелегко. Им нужен простор. Хотя бы над садом. Лучше - просто в небе. Чтобы ничего не мешало: ни деревья, ни домики. Чтобы - одни лишь облака. И, может быть, немного электрических проводов от столба к столбу, куда можно было бы присесть и отдохнуть после резвого полета.
Несмотря на резвость, ласточки олицетворяли (для меня, по крайней мере) безмятежный покой. Вместе с безмятежными облаками и легким трепетом полуденной листвы ветел на краю оврага они словно разглаживали скомканную, тревожившуюся все о каких-то пустяках душу своими пируэтами и зигзагами, гоняясь за мошкарой над деревенской дорогой. Их легкий и мягкий щебет убаюкивал и успокаивал; - и так приятно и сладко было досматривать ночные сны утром на веранде под эти звуки!
Когда я забирался на крышу дома, и мне становились видны дальние перелески за озерами у Наумовки, я гораздо отчетливее понимал, как ласточкам необходимо небо. Только они одни в эти полуденные жаркие часы пользовались небом безраздельно. Все другие атрибуты лета оставались внизу. И лишь еще безмятежные облака лениво сопровождали ласточкину кутерьму и слушали их щебет.
Сегодня впервые одна ласточка, показывая пример другим, задумала купаться в горячем песке. Она долго приноравливалась приземлиться на тропинку, протоптанную козами вдоль нашего забора, долго кружила, спускаясь пируэтами все ниже и ниже, и, наконец, присела. Непривычная стихия смутила ласточку. Простор и облака, все это осталось вверху. Здесь же было множество всякой незнакомой мелочи - кустики придорожного цикория, собирающегося зацвести, козий помет, мелкие камешки, натасканные дождевыми ручьями с верховьев оврага; короче, сор и мусор. Но зато какое блаженство - потрепыхавшись, вжаться в горячую песчаную ямку от козьего копыта!
...Иду в лес, - и ласточки сопровождают меня, но только до опушки. Опять же этот факт подтверждает мою правоту относительно любви ласточек к просторам. Лес - не то место, где можно носиться сломя голову, не разбирая дороги. Зато на опушке, там, где дубрава граничит с лугом - прорва съедобных насекомых, и их можно хватать на лету, не опасаясь стукнуться лбом о дерево.
"Тэк-тэк-тэк...", - задумчиво говорит дед Максим вместо приветствия. Он заметил, что я слежу за полетом птиц, как римский авгур, и тоже интересуется. "Они, стрижи-те, за стадами так и пасутся!...". О-как! "Дед Максим, какие стрижи? Это деревенские ласточки, - отвечаю я, - стрижи совсем не такие!" (Ну не то чтобы уж совсем, - это я уже про себя рассуждаю). Однако орнитологическую лекцию деду Максиму читать бесполезно; он всегда остается при своем мнении, как его ни убеждай в любом спорном вопросе. "Да стрижи, кто же еще !?, - восклицает дед, следя за птичьими пируэтами между коров. "Ласточки-те над рекой живут, на Сереже... Пошустрей будут, да и махонькие".
Короче, ясное дело! Дед сюда еще и береговушек приплел. Хочется все ему объяснить с позиций науки - что-де 3 вида ласточек у нас есть: городская, или воронок по-другому, деревенская и береговая; все разные, а стрижи - вообще из другого отряда. Да спорить бесполезно. Хотя, кто знает - я неоднократно примечал, что дед Максим, твердо стоя на своем в спорах, тем не менее цепко сохранял в памяти аргументы противника, и потом нередко озвучивал их в других ситуациях. Нередко, причем, как свои собственные, выстраданные. Может и сейчас дед примет к сведению мои расклады?
"Так-то оно, может, и так, - неохотно соглашается вдруг пастух, - но мы спокон веку их стрижами зовем! Настоящие-те ласточки вон где, на Сереже!". И старик делает разворот в сторону вечерней реки.
Коровы медленно текут мимо нас. Гулко шлепаются лепешки на горячий песок. Ласточки играют и щебечут над нами. Дед докуривает сигарету, стрельнутую у меня, смачно сплевывает и завершает разговор: -"А вот какой-то...(тут дед, не удержавшись, вставляет одно из своих излюбленных непечатных слов) цапает их в лет; видел сам несколько раз!". Каким-то ..., похоже, является кобчик. Я тоже неоднократно замечал его стремительный полет вдоль дубравной опушки.
Мы расстаемся с дедом Максимом, с ним уходят коровы, и улетают ласточки. Над наумовскими лесами садится солнце, день клонится к вечеру, пахнет пастбищной полынью, кругом тихо и покойно. Я вижу, как в пыли, поднятой стадом, мелькают соломенный картуз деда и легкие ласточкины тени. Словно два стада опекает пастух - одно на земле, а другое - на небе.
....
..."Ласточка с весною в сени к нам летит", - писал, кажется, Плещеев. А ведь для многих так и остается неясным, что делать ласточке в сенях. (Да и сами-то сени, я думаю, для многих людей имеют весьма смутные очертания). Так вот, по моим наблюдениям, в сенях, то есть в большом пристрое к дому, который открыт летом и весной, и где, видимо, держат все хозяйство - от дров и сена до скотинки, ласточки норовят слепить свои гнезда и вывести детушек. Гнезда деревенские ласточки лепят высоко под балками и стропилами, как правило, в местах балочных и стропильных пересечений, лепят из глины, скрепляя все это водой и своей слюной. Получается полушар с отверстием вверху. Из последнего в конце концов, если, дай бог, все сложится благополучно, где-то в начале июня будут высовываться мордочки вечно голодных, требующих от родителей комаров и мух, детушек.
Одна ласточка, конечно, весны не делает, однако увидеть первую ласточку, пусть одинокую и сиротливую, пусть еще на фоне безлистных лесов и бурых полей, сумрачного неба в клочьях еще напоминающих зиму облаков - большая удача и радость. Тут-то и происходит в душе что-то такое, когда сам себе безоговорочно отмечаешь - "весна пришла, весна будет!".
...
Раньше всего пустынские ласточки прилетают в Фисин дом. Тетка Фиса гордится этим. Она знает своих ласточек; и хотя проку от них в отличие от, скажем, кур и кроликов, нет никакого, привечает их и очень им радуется. Даже как бы и ревнует их иногда. Раз ко мне, "на гору", залетели сначала птенчик, потом папа с мамой следом, кормить; так тетка Фиса, случившаяся как раз у нас в гостях на лавочке, укоризненно стала пенять им, "что от дома отбились, что сюда приспичило, али там не сидится!?". Птенец тем временем сидел на проводах под коньком нашей крыши, широко "раззявив" (как выразилась тетка Фиса) рот и тихо верещал, а заботливые родители порхали туда-сюда, принося корм и как-то судорожно заталкивая его в "ненасытную утробку" (опять же тети Фисино меткое замечание!).
У тети Фисы под горой ласточкам жилось, видимо, как-то особенно вольготно. Тут было и до реки рукой (то бишь крылом) подать, и над дорогой пошнырять привольно, слепней и мух над бредущим с пастбища стадом лихо похватать, а разогнавшись, с шиком и к нам "на гору" взлететь! Очень тетя Фиса этих летунов привечала. Только вот - "кормить-те их не знаю чем!, - горестно восклицала она, - они, чай, и хлеб-от не едят!" Пришлось рассказывать о ласточкиных вкусах.
...
А на реке - другая забава. Там - береговушки. Эти, по глубокому убеждению деда Максима, "настоящие ласточки, без червоточинки", еще дружнее и многочисленнее.
Местные детки придумали их выпугивать из нор над обрывом Сережи. Нужно найти колонию береговушек, тихохонько подойти к краю обрыва, чуть ступая босыми ногами по мягкой ""гусиной" траве, а потом, на самом краю, резко топнуть пяткой. Береговушки, как горох, тут же посыплются к воде - и уже над самой рекой, набирая высоту, полетят стайками и заругаются. Правда, ругаются они мягко, скорей, недовольно попискивают. И то сказать, чего уж тут хорошего, когда над головой по потолку топают?!
Детки, к счастью, переменчивы в настроениях, им все новые ощущения и впечатления подавай. Отстали, отступились от береговушек, надоело, - и повалили гурьбой с криками и воплями на пляж, за излучину, купаться.
...
Фисина внучка притащила ласточкиного детеныша. Он выпал из гнезда. "Прямо на крыльцо", - прошепелявила Юля. Как его спасать, я и сам не знаю. Тетя Фиса, похоже, отослала внучку с детенышем-найденышем ко мне, свято веруя, что - "ученый, разберется, спасет!" Черта-с-два, скорей всего, не спасу!
Мух в таком количестве я поймать не смогу. Единственное приемлемое решение - затолкать птенца обратно в гнездо.
Спускаюсь "с горы", ищем вместе с Юлькой лестницу. Кое-как выдираем ее из цепкой крапивы у забора. Да, ... лезть на нее, такую-то бедулину, что-то не очень хочется. Пожалуй, если я упаду "прямо на крыльцо", то уж меня точно никто не спасет! Больно здоров домище отгрохал Афоня, Фисин муж. Может быть, кстати, ласточкам это-то и нравится для поселения?
Эх, была не была, лезу! Зажав легонько птенца в ладони, другой рукой проверяю ступеньки. Лестница веселая, ходит ходуном, но Юлька вцепилась в нее внизу и кричит - "Я держу, я держу!" Великое дело! Краем глаза замечаю, как Фисин кот очень внимательно и с пребольшим любопытством наблюдает наши ухищрения. Ласточек он, видимо, тоже беззаветно любит. И как это его угораздило проморгать падение птенчика?! Но теперь уж поздно!
Заталкиваю хорохорящегося детеныша в глиняное "дупло". Там начинаются возня и крики. Рядом родители снуют, воздух режут, тоже орут. Соображаю, что нужно ладонь убрать от летка - птенцы ведь реагируют на темноту в гнезде, полагая, что это мамаша им корму приволокла. Через некоторое время все успокаиваются. Я , затаив дыхание, сползаю с веселой лестницы под бдительным надзором Юльки и кота. Предпоследняя ступенька все-таки не выдерживает. Юля с писком, как мышь, устремляется в сторону, а я грохаюсь "прямо на крыльцо", моля мысленно всех небесных святых не попустить падения на меня лестницы. Кот вдруг теряет к нам всякий интерес и удаляется в крапиву. Вот ежели бы птенчик вновь упал!
Больше всех довольна, похоже, Юлька. Она, задрав голову, смотрит, как суетятся около глиняного гнездышка ласточки. Ее мордашка светится той неосознанной детской радостью от спасения другой, тоже маленькой и загадочной жизни.
...
Когда я сижу на Сереже с удочками под "Наумовским" мостом, я часто вижу, как из Пустыни на реку залетают деревенские ласточки. Они не вступают в перебранки с аборигенами-береговушками. Они здесь гости - полетают, и обратно. Наверное, это Фисины ласточки: вон дом-то ихний, с поймы хорошо видно, совсем недалеко! Приятно вдруг подумалось, что они и от моего дома прилетают сюда, на реку, как вестники, как связные между этим нижним, речным миром и тем, деревенским, "на горе", проведать меня и умчаться вновь восвояси к своим гнездам.
А береговушки на них вообще не обращают внимания. Ну и что с того, что хвост длинный, косицей, зато лучше их, береговушек, никто не может в сантиметре от речной поверхности лететь, следуя всем прихотливым поворотам Сережи!
Content - Sergey B. Shustov - shustov@dront.ru
CGI-Web-design - Evgeny D. Patarakin - pat@osi.nnov.ru