Сергей Шустов shustov@dront.ru:
Предисловие -
Тайны -
Птицы -
Студенты -
Лисички -
Дачники -
Праздники -
Эксперименты -
Насекомые -
Пчелы -
Походы -
Камни -
Куколки -
Ласточки -
Самолеты -
Медведки -
Подарки -
Телята -
Дожди -
Дубы -
Звезды -
Звуки -
Дороги -
Деревья -
Радости -
Листья -
Ручьи -
Кошки -
Заборы -
Друзья -
Собаки -
Американцы -
Бани -
Аборигены -
Туманы -
Рыбы
Караси - вот самые загадочные для меня рыбы. Есть в бронзовом карасе что-то основательное, увесистое. Тех же размеров и веса какая-нибудь плотва или окунь не имеют такого шарма, как карась. А уж если попался карась-"лапоть" - то это просто блеск! Когда он, с трудом выброшенный на берег взмахом удилища, тяжело возится в траве, сверкая золотой чешуей и разбрызгивая капли и налипшую на чешую ряску, сердце рыбака переживает одни из самых трепетных в этой земной жизни минут.
Извлечение рыбы из воды - это всегда таинство. Кажущееся совершенно тихим и безжизненным, где даже камышинка не шелохнется, озеро вдруг дарит Вам само совершенство - рыбу, словно только что созданную щедрой рукой Творца. Бронзовый карась лежит в траве перед Вашим изумленным взором во всей своей непостижимой красоте, а сердце все никак не может успокоиться!
У каждого знатока карасиной ловли на удочку (а именно этот способ наиболее соответствует загадочному и непредсказуемому карасиному характеру) есть в здешних лесах свои излюбленные и изученные места. Достаточно случайно обнаружить небольшую старицу, заросшую рдестом, частухой и хвощом, в лесной чащобе, чтобы потом вновь и вновь, крадучись, продираться многие километры к ней только для того, чтобы один единственный раз за все утро дрогнул поплавок на черной воде, дрогнул, качнулся, слетела с него тонкая голубая стрекоза, а поплавок пошел медленно в сторону и плавно утонул в черноте... Параллельно тонет и в этот момент все рационально-наносное в человеке, схватившемся за удилище. Тонет в каком-то сладком отрешении от всего, что было с ним в прошлой жизни, что есть вокруг, сейчас, и что будет потом. Все размышления (а многое передумаешь, пока ждешь поклевку на старице за длинное летнее утро в лесу) отлетают, остается лишь черная лесная вода и тонущий поплавок. Замирает все - замолкают птицы, перестает трепетать осина под ветром рядом, сам ветер отлетает, исчезает противоположный берег старицы, ближайшие листья рдеста растворяются и не фиксируются глазами... Все сосредоточено только на стрекозе, пытающейся вновь пристроиться на поплавке и вершинке самого поплавка, ускользающего медленно от голубой тонкой стрекозы в глубину воды...
Пусть сорвется с крючка этот единственный в это утро обманутый все-таки Вами карась, пусть только бронзовое блюдо сверкнет в торфяном настое - ничего уже не изменить: это Вы попались на крючок! Эта старица будет сниться Вам зимними ночами. Этот карась снова и снова будет сверкать своим бронзовым боком только для Вас, и на всю Вашу оставшуюся жизнь...
...
Удивительные чувства пришлось мне пережить на моей любимой старице Сережи, где летом я вываживал увесистых бронзовых карасей. Берега ее густо поросли ольхой, крушиной и бересклетом, а вольготно раскинувшая свои переплетенные сети ежевика даже купала свои ягоды в ее воде. Никто из местных рыбаков не знал про это озерко. Оно было безраздельно мое - и я гордился им. Дикие утки, плещущиеся на воде, рябчики, пересвистывающиеся по береговому сосняку, пара ленивых ондатр, соединяющих своими дорожками в ряске два берега, составляли мне компанию. Я ходил на заветное свое место с удилищем и ранней весной, и летом, и в сентябре. И почти всегда сокровенная моя лесная "находка" одаривала меня хотя бы одним своим бронзовым обитателем.
Но однажды судьбе было угодно вскружить мне голову и заманить на старицу глухой поздней осенью. Я знал, что карась уже давно не клюет, а, скорее всего, спит, зарывшись в торфяную подстилку на дне. Но мне жгуче хотелось увидеть - каково мое любимое озерко сейчас, в пору первого снега? Что происходит там без меня, в то время, когда замирает лесная жизнь, и никого - ни зверя, ни птицы, ни тем более человека - уже давно нет в затихших лесах... Я пробрался к своему заветному месту, где трепетало не раз летом мое рыбацкое нутро. Серая вода подернулась льдом и шел крупный редкий снег. Оглушительная тишина стояла вокруг. Знакомый куст калины поник к воде, и лишь одна оставшаяся от свиристелей багряная ягода чуть касалась поверхности озерка. Надвигалось предзимье...
Снег падал хлопьями, и вокруг было уже все устлано белым, лишь неровная цепочка моих следов пятнала этот ковер. Я сидел у воды на холодном поваленном стволе. Серый лес и серая вода составляли весь мир. Меня засыпал снег. Постепенно я превращался в нечто здешнее. Ничто уже не отличало меня от этого мира. Я, замерзающий и засыпающий, похожий на заснеженный пень, становился своим и для этого позднеосенннего озерка. Я дремотно думал о карасях. Ведь где-то здесь, под толщей серой воды, подернутой первым ледком, спят те, которых, быть может, и дай бог, мне еще предстоит увидеть! ...
И тут случилось чудо! На фоне медленно падающих снежинок и серой воды что-то ожило в озерке - засыпающий крупный карась вдруг всплеснул на середине, разбив ледок. Последний всплеск, разбивший первый лед... Последнее предзимнее "прощай"!
...
Все рыбы для меня делятся на тихих и буйных. Карась - классическая тихая рыба. Конечно, если тебя волокут на берег за железный крючок во рту, то тут, пожалуй, любое существо "забуйствует". Однако даже всем своим обликом карась словно бы говорит, как благостно сидеть ему под коряжкой в тихой заводинке, лишь изредка лениво выходя оттуда почмокать в ряске да заморить червячка. Лишь бы никто не трогал! К сожалению, знания наши о рыбах прирастают практически исключительно из ситуаций, которые мягким нейтралитетом никак не назвать. Мы настырно и грубо лезем в чуждую нам стихию, извлекаем жуткими (порой просто бандитскими) способами обитателей ее, да еще при этом пытаемся узнать "о них побольше"!
В самом деле, - если исключить из рыбьих отношений с другими живыми существами человека, то все станет на свои места: тихие рыбы будут вести себя тихо, а буйные - соответственно... Просто очень трудно нам, людям, рассуждать о рыбах, не вспоминая ежесекундно, как бы мы ни старались этого не делать, о блеснах, сковороде и рыбных котлетах...
А вот окунь - буйная рыба. Буйная в хорошем смысле, без всяких там спиннинговых потяжек. Она любит простор, разгул, игры, погони! От нее всегда на озере много шума, красивого и естественного, прелестно вписывающегося в картины покрытых листами кубышек заводей.
...
Рыбы и цветы связаны, как это ни странно, какими-то тайными связями. Откуда, например, окуни узнают, что на берегах Великого зацвел дикий шиповник, и настала пора метать икру? Почему толстые увальни лини выбираются из своих тинистых укромных подводных закоулков только тогда, когда луга за Сережей нестерпимой желтизною покроют майские одуванчики? Почему лучший летний жор щуки совпадает с тем временем, когда берега заливов обрамит нежно-белыми неприметными цветами частуха? Каким образом всегда совпадают в своей активности бронзовые караси и вскипающая по оврагам и балкам черемуха? Многие думают, что это просто фенологические совпадения. Тайные связи рыб и растений, существование которых я подозреваю, невозможно доказать. В них можно только верить. Но ведь недоказуемы и фенологические совпадения!
Когда на солнечном разливе Сережи я лежу в лодке, запрокинув лицо в яркое весеннее небо с проходящими в нем косяками диких гусей, я ощущаю себя одинокой рыбой, силящейся понять другую стихию. Когда я переворачиваюсь лицом к реке и вспугиваю у борта лодки пару резвящихся щурят, я чувствую в себе птицу; ласточку ли, зимородка, пытающуюся заглянуть за грань воздуха и воды. Щурята, играющие в солнечной воде под затопленными деревьями, и отражающаяся в разбиваемом их игрой зеркале озера цапля, устроившаяся на одном из этих деревьев - вот символ непостижимой красоты жизни. И если опустеет одна половина, то нечему будет отразиться во второй, и та станет пустой тоже.
...
В глубинах пустынских лесов существуют глубокие озера: этакая глубина в глубине! Сначала я преодолеваю горизонтальную глубину чащоб, чтобы затем, вытолкав старую долбленую лодку из камышей, ощутить, как подо мною разверзается вертикальная черная бездна. Чем дольше сидишь в долбленке в ожидании окуневой поклевки на середине лесной чаши, тем больше укрепляешься в мысли, что тут живет гигант, и он неторопливо плавает где-то под тобою! Сидеть в лодке становится неуютно. Вот неожиданно следует поклевка - и, прежде чем подсечь, я мысленно молю бога, чтобы это не оказался хозяин здешней бездны. Мне почему-то не хочется с ним встречаться на его территории!
Другое дело - берег. Разведешь костерок, вскипятишь чай с ягодами шиповника - и тут подумаешь вдруг, как здорово было бы, если хозяин озера всплыл сейчас на середине черной воды и бухнул хвостом, заявляя "Тут он я! Поберегись!" Несколько раз я терял блесны на этом озере, когда спиннинг неожиданно заклинивало "насмерть", а затем, так же неожиданно отпускало, - и мне доставался лишь срезанный кусок лесы. Это хозяин коллекционировал блесны, украшая ими как наградами, я думаю, свою крокодилью морду.
Content - Sergey B. Shustov - shustov@dront.ru
CGI-Web-design - Evgeny D. Patarakin - pat@osi.nnov.ru