Библиотека Виртуальной Пустыни

Сергей Шустов shustov@dront.ru:
Предисловие - Тайны - Птицы - Студенты - Лисички - Дачники - Праздники - Эксперименты - Насекомые - Пчелы - Походы - Камни - Куколки - Ласточки - Самолеты - Медведки - Подарки - Телята - Дожди - Дубы - Звезды - Звуки - Дороги - Деревья - Радости - Листья - Ручьи - Кошки - Заборы - Друзья - Собаки - Американцы - Бани - Аборигены - Туманы - Рыбы

Кошки продляют человеку жизнь. А что человек значит для кошки? В деревне - почти ничего. Пустынские кошки совершенно независимые создания. И даже когда томная зеленоглазая Нюша мурлычет на коленях у бабы Кати, я знаю, что в любой момент она вольна вскочить и отправиться по своим кошачьим делам, которых мы порой и представить себе не можем.

Помню, однажды я встретился с Нюшей за рекой, в молодых березовых перелесках. Нюша лежала на полуповаленном березовом стволе и не обратила на меня никакого внимания. Я же узнал ее сразу по зеленым глазам и стал звать. Когда же она наконец поглядела на меня, в ее сузившихся зрачках мне открылись бездны иной, непостигаемой человеком жизни. Домашнее животное ушло от дома на 5 километров для того, чтобы полежать на стволе березы над ручьем и почувствовать свою древнюю и нерушимую связь с дикой, девственной природой. Нюша отвернулась от меня, а затем быстро вскочила, выгнула хищно спину, сиганула со ствола в кусты и исчезла. Может быть, все это мне привиделось?! Ведь эта соседская кошка всегда ластилась ко мне, стоило только зайти в гости к бабе Кате.

Иной характер у Ыжика, любимца соседей-дачников. Кот этот - увалень и лежебока. Это типичный городской "выкормыш". Его взращивали, что называется, "с младых когтей" в городской квартире, среди дорогой мягкой мебели и ковровых покрытий. На весенне-летний дачный сезон Ыжика привозят в деревню в специальной мягкой корзине. Где, кстати, он периодически орет благим матом, так как не любит ухабов и колдобин проселочной дороги. Иной раз о приезде соседей мы узнаем загодя, услышав еще из-за поворота дороги истошные Ыжиковые вопли.

Ыжиком его зовут с тех пор, как малолетний Павлик наконец-то начал выговаривать букву "Р". Единственное, что может расшевелить Ыжика в деревне, так это птицы и ежи. К ежам кот питает особое почтение. Откуда оно произошло - лишь богу известно, однако все соседи утверждают, что Ыжик не вступал никогда в конфликты с ежами, и, следовательно, у него не может быть страха, или осторожности просто перед колючками. Здесь что-то другое. Кот, словно, завороженный, может часами бродить за путешествующим по огороду и саду ежом. Он ступает за колючим семенящим шаром след в след. Когда еж останавливается, останавливается и кот, иногда в позе легавой, делающей стойку над куропаткой. Он ждет продолжения путешествия и неотрывно, будто находясь в гипнозе, следит за всеми намерениями и поступками ежа. Почетным эскортом Ыжик сопровождает лесного гостя до тех пор, пока ежу не наскучивает наш участок и он не удаляется через дыру в заборе в овраг, а далее в лес. Поскольку Ыжик весьма упитан, он застревает в заборной дыре - и еще долго молча провожает взглядом удаляющегося ежа. Во взгляде его можно прочесть печаль и укоризну.

Птиц Ыжик рассматривает как добычу. Но добывать их он не в силах. Жгучее желание поймать зяблика или трясогузку, и невозможность это сделать в силу лени, упитанности, а также, по-видимому, врожденного неумения борются в страшной внутренней схватке где-то в Ыжиковой душе. Увидев на чайном столе подбирающую остатки печенья синицу, кот начинает стонать и как-то даже подтявкивать, мышцы его непроизвольно сокращаются, шерсть на загривке топорщится как у настоящего льва, но никаких бросков и скрадываний Ыжик не предпринимает.

...

Знакомство городского кота с деревней протекает необычайно волнительно. Все ему тут внове. Проходит целый месяц, прежде чем кот освоит хотя бы начерно свои владения в пределах садового участка. Но всегда, по видимому, существует какая-то деталь в местном колорите и интерьере, которая западает центральной занозой коту в сердце. Для Ыжика это были ежи. Для нашего Миси - как это ни странно звучит, бараны.

Мися мог часами, не шевелясь, наблюдать через дыру между штакетинами пасущихся перед нашей калиткой бабыманиных барашков. Барашки до того уже привыкли к смиренному коту, что не воспринимали его за живое. Они подходили вплотную к забору и щипали сочные лютики прямо у кота из-под носа, а Мися зачарованно глядел на баранов в позе гипсо-картонной статуи. Глаза его были полны какого-то внеземного вдохновения, зрачки расширены, усы топорщились. Ничто в мире в эти минуты не могло отвлечь кота от созерцания баранов. Никогда, должно быть, нигде и ни на кого не производили обыкновенные бараны такого сильного впечатления! Я, например, никак не полагал в этих неряхах и трусах наличия такой внутренней поэзии. А вот кот сумел разглядеть!

...

Местные кошченки и привозимые на лето в деревню городские коты знакомятся редко. Слишком уж разные стили жизни у тех, и других. Обычно встречи происходят случайно, а уж больших дружб я лично не отмечал. Легкий флирт, быстротечный роман - вот, собственно, и все, что может быть результатом этой "смычки города и деревни". Активно препятствуют подобным знакомствам и сами дачники, как правило, пуще огня боящиеся "нездорового влияния" местной "шантрапы" на их ухоженных и капризных Барсиков, Эдиков и Маркизов.

У пустынских собак "нелюбовь" к городским, "породистым" соплеменникам выражена четко и явно. Достаточно выгулять вечером овчарку по деревенской улице, как весь надрывный лай, на который только способны местные угловатые и несуразные Шарики, достанется Вам сполна. Кошки не любят открыто демонстрировать своих чувств. Скорее всего, они просто проигнорируют Вашего персидского любимца. Да, собственно, он и сам редко сходит с дачного дивана, а улицу чаще изучает с подоконника, позволяя себе лишь иногда вольность поохотиться на оконных мух. Или случайно залетевшую в дом крапивницу.

...

Наличие большого количества дачников в Пустыни вносит в жизнь местных котят свои коррективы. Сердобольные старушки, традиционно раньше топившие "стиснув зубы" новорожденный приплод ("а куды их девать, скажите на милость, таку-то прорву?!"), теперь заимели прекрасную возможность подбрасывать котят дачникам. Последние, таким образом, прямо способствовали раскрытию дремавших ранее гуманных чувств местного населения. "Приживутся летом, слюбятся, - а уж на зиму-то их, бедолаг, и в город, глядишь, заберут!," - вполне здраво рассуждают бабушки. И вот периодически в деревне можно лицезреть феномен летающих котят.

Тихим утром, когда еще все дачники спят ("городские-то, они поспать шибко любят - и подолгу!"), какая-нибудь бабка Маня крадется сторожко вдоль дачного заборика. За пазухой у нее что-то шевелится и время от времени пищит. В облюбованном месте старушка довольно шустро и метко переметывает извлеченного из-за пазухи котейка через забор. Котеек летит в траву, а старушка торопким шагом удаляется восвояси. Далее подкидыш резво начинает исследовать новые территории, и, глядишь, уже разбуженная его шумом на крыльце хозяйка зовет детей, - "Смотрите-ка, кто к нам пришел!", - и кормит подкидыша молоком (нередко купленным у той же бабки Мани). Чаще всего для летающих котят последующая жизнь (после полетов через заборы) складывается вполне успешно. Дачники принимают их в свои большие, шумные и разудалые семьи полноправными членами - и нередко из несуразных подкидышей под руководством хозяек, в окружении детской заботы и ласки, на привозимых из города вкусностях и деликатесах вырастают достойные красавцы и томные прелестницы. Мышей, тем не менее, все они ловят исправно, по-видимому, сказываются генетически деревенские "неизбалованные" корни.

...

Зимой наш кот становится для нас больше чем котом. Он служит напоминанием о лете. О нашей летней деревушке и дачной жизни в ней. Кот становится случайным поводом к тому, чтобы вспомнить события отпуска, наш сад, тропинки, сбегающие к реке, сорокопута, тревожащегося в кустах орешника, исправно приносимых по утрам на коврик бурозубок (потому что в огороде закончились полевки)... Да много чего вспоминается, когда гладишь зимой кота. Лара даже придумала чудное поэтическое сравнение: Мися, запряженный в волшебную тележку, которая перевозит нас в лето... Гладишь кота по толстому загривку, за окном городской квартиры метет метель и скрипят промороженные трамваи, а в это время, скорее всего, и сам Мися вспоминает сквозь дрему свои летние пустынские охоты, путешествия и драки.

...

Гастрономические вкусы Миси в деревне резко меняются. Именно там он пристрастился к бабочкам. Похрустеть бабочкой для кота - высшее наслаждение. Я полагаю, что он рассматривает крапивниц и шашечниц как некие деликатесные чипсы. Потому кот частенько проводит время, сидя на окнах в ожидании беспечно порхающих чешуекрылых. Правда, капустницы ему не нравятся...

Однажды уже в сумерках к нам в дом на огонек залетела орденская лента. Мися вмиг обезумел и стал гоняться за ней по всему дому, задрав головенку к потолку и не спуская глаз с такого крупного "чипса". На беду Лара полезла в подпол за какими-то вареньями. Кот в пылу и азарте погони не заметил открытого "зева" и на всем, что называется, скаку обрушился в подполье, совершенно неожиданно для самого себя. Ранее, надо отметить, Мися там никогда не бывал, и, по видимому, даже не подозревал о существовании таких ужасов под полом дома.

Упав, кот замер в полном недоумении. Что это? Куда я попал? Только что все было светло и приветливо! Да что же это за такое? Почему вдруг так все резко переменилось, и не в лучшую сторону? И куда, кстати, делась этакая аппетитная толстая бабочка? Только что тут была! Мися был обескуражен!

Когда кота наконец извлекли из подполья, он долго соображал, что же все таки произошло с ним. В это время с потолка упала стукнувшаяся о лампочку орденская лента. Кот поглядел на нее с ужасом, а затем обошел по дуге и выскочил в сени. Весь вид его говорил: на кой черт мне такие подозрительные бабочки, от которых переворачивается весь окружающий мир!

...

Лужок, расположенный в дальнем конце участка, называем нами "Мисин лужок", так как на нем любит бродить и охотиться на полевок наш кот. Поскольку Мися весь абсолютно черный, его легко заметить даже с крыльца, хотя до лужка оттуда весьма немалое расстояние. Когда травы - лютики, вейники, короставники, колокольчики, подмаренники, ромашки - встанут на лужке в полный рост, гуляющий там кот становится плохо различим. Однако у Миси есть одно прелестное свойство - всегда гулять с высоко задранным хвостом-"пыхом". Мисин пых торчит из травы, словно вымпел, указуя нам местоположение своего хозяина. Кроме того, по состоянию хвоста можно узнать, чем собственно кот занят в данный момент. Неподвижно застывший хвост свидетельствует о намерении хозяина напасть на выслеженную добычу. Пых, нервно дергающийся из стороны в сторону, скорее всего означает, что Мисе удалось что-то схватить в траве, но что именно, он еще и сам пока не разобрал. Когда же кот гордо дефилирует с полевкой в зубах к дому, с тем, чтобы похвалиться своими ловчими качествами и удалью, хвост также горделиво нависает над котовьей спиной, и лишь его кончик кладет легкие поклоны справа налево.

В солнечные часы теплоемкость кота резко возрастает. "Абсолютно черное тело", гуляющее на лужке в течение полдневного часа, возвращается домой нагретое так, что, сумей мы, используя законы физики, отобрать это накопленное тепло от кота, мы бы давно кипятили таким способом чайники или варили в кастрюле картошку. Дмитрий даже всерьез подумывал над разработкой технического проекта "ходячего и охотящегося гелиоконцентратора".

Когда на лужке закончились полевки, Мися начал ловить стрекоз и бурозубок. Стрекозы были весьма неблагодарным объектом, так как снимались в стремительный полет с ромашек задолго до котовьих бросков. Зато бедные и глупые бурозубки становились легкой добычей натренировавшегося на осторожных и хитрых полевках кота. Однако вскоре Мися обнаружил, что бурозубки несъедобны. Ловля их теперь не то чтобы прекратилась, а стала протекать как-то вяло, я бы даже сказал, уныло. Мися плелся на свой луг как на трудовую повинность и там бродил часами, лениво шаря лапами в траве. Нашарив глупую бурозубку среди стеблей тмина и репешка, он тыкался в нее мордой, и, удостоверившись в очередной раз, что - "опять овсянка", печально плелся дальше. Даже вечно бодрый пых свалился как-то набок, и посему мы не всегда могли с крыльца находить взглядом кота в его владениях. Глупая бурозубка между тем резвилась по жизни дальше, попадая вновь и вновь в лапы кота и как-то через эту процедуру сближаясь с ним все более и более. У меня уже закрадывались подозрения, что Мися стал водить настоящую дружбу с особо глупыми бурозубками.

В центре Мисиного лужка росла одинокая слива, еще совсем юная, но уже дававшая вполне самостоятельную тень. В этой ласковой дырявой тени Мися особо любил отдыхать после бродилок и охот. Как-то совершенно случайно я обнаружил на его излюбленной лежке под юной сливой куртинку чудесных розово-белых кошачьих лапок. Это славное растеньице, по видимому, обосновалось здесь давно, задолго до того, как мы приобрели дачный участок. Куртинка была весьма обширна и основательна. Сами по себе кошачьи лапки были приятны в пору цветения, но когда в их гуще царственно возлежал толстый кот, вытянув свои усталые лапы и собрав их даже как-то в пук, на это сообщество невозможно было глядеть без умиления. Кстати, на мой взгляд - умиление отнюдь не такое уж и чувство, что его следует стесняться взрослому мужчине. Оно имеет массу оттенков. Оно весьма таинственно и малоизучено психологами. И его очень хорошо воспитывают и стимулируют в человеке именно кошки!

...

У Митрича же обретался кот-крысобой. Звали его почему-то Валера. Он смотрел на жизнь сурово. Сантименты были ему в корне чужды. На его вечно угрюмой драной морде светилась решимость делать великие, и, может быть, даже скандальные дела, а также светился одинокий глаз. Второй Валера потерял еще на заре туманной юности, в схватке с деревенскими собаками.

Валера был крысобоем по рождению и призванию. Мышей он не признавал за добычу. По крайней мере, никто никогда не видывал его с тривиальной мышью или полевкой в зубах. Только крыс считал Валера достойными себя. Людей и собак он игнорировал. Даже Митрич боялся его. Заслуженная слава ходила попятам за Валерой по всей деревне, но даже к славе кот-крысобой относился с презрением. Жизнь и идеалы Валеры были покрыты поволокой мрачной загадочности. Он не афишировал своих пристрастий и привычек. Хозяева знали о своем коте не много более, чем все остальные селяне.

Чтобы заполучить прославленного крысобоя ("на недельку, ангел, крыски совсем одолели!"), деревенские бабки "записывались" в очередь к Митричу. Но Митрич, сидя, по сути дела, на прибыльном промысле, денег не брал категорически и говорил всем претендентам-просителям одно и то же, - "Уговорите варнака, - значит, считай, повезло!" И потому просительницы загодя припасали подношений и даров, с целью смягчить крутой "ндрав" Валеры. Было, конечно же, и у него слабое место. Вся деревня знала об этом. Это была добротная свежевзбитая сметана. Однако не всегда срабатывала и сметана. Накушавшись ею, Валера мог и не даться в руки, и, угрюмо бросив взгляд на смиренно ждущую его решения и всю пребывающую в душевном трепете бабулю, мрачно облизываясь, словно тигр, утягивался под амбар.

Все деревенские коты шугались Валеры как огня, но более всего он был страшен котам дачным, привозимым из города на сезон. Этакого чудища они себе даже и представить не могли! Завидя Валеру еще издали, наш Мися стремглав летел громадными прыжками домой, позабыв про всю свою толстоту и степенность, а следом за ним поспевал, ежесекундно сваливаясь набок, пых. При этом кот подрявкивал что-то типа "мамонька родная, царица небесная, спасите-помогите!" Валера тем временем беспрепятственно шел по Мисиному лужку, по звериному, изподлобья зыркая по сторонам и не обращая никакого внимания на переполох у хозяев. Наличие Валеры в деревне делало жизнь остальных котов наполненной ужасной тайной, и я не раз наблюдал, как какой-нибудь Мурзик или Васька, выходя на крыльцо, тревожно оглядывали окрестности - нет ли поблизости этого "варнака".

Content - Sergey B. Shustov - shustov@dront.ru
CGI-Web-design - Evgeny D. Patarakin - pat@osi.nnov.ru