Руссо Жан-Жак, Исповедь,
перевод с фр. Маклецовой, С-Петербургъ, Издательство вестника знаний, 1914
Тут наступает конец моей личной и ясной датской жизни. С этого момента я перестаю наслаждаться невинным счастьем, и даже теперь чувствую, что воспоминание о радостях детства остановилось на этом пункте. В Боссе мы провели еще несколько месяцев; наше положение напоминало состояние первого человека, который, хотя и находится еще в земном раю, но наслаждаться им уже не может. Снаружи все шло, как будто, по прежнему, но в сущ-ности жизнь совершенно изменилась. Привязанность, уважение, искренность, доверие не связывали более питомцев с воспитателями; мы уже не видели в них божества, читающего в глубине сердец наших; мы теперь не так стыдились дурных поступков, и только боялись, чтобы нас не обвинили в них; мы начали скрытничать, возмущаться и лгать. Все пороки, свойствен-ные нашему возрасту, разрушали нашу невинность и очарование детских игр. Даже деревня не имела уже в наших глазах прежней тихой и простой пре-лести, поднявшей сердце; теперь она представлялась нам мрачной и пустын-ной,-как будто на нее накинули покрывало и спрятали ее красоту от глаз. Мы перестали заниматься садиками, трапами и цветами; мы уже не отправля-лись в сад, чтобы разгрести слегка землю, и не кричали от радости, увидев росток имени, которое сами посадили. Эта жизнь стала нам противна, и мы сами опротивели всем; дядя взял нас к себе, и мы расстались с господином Ламберсье и с мадмуазель Ламберсье, пресытившись друг другом и не очень сокрушаясь разлукой.
В течение почти тридцати лет, протекших со времени моего ухода из Боссэ, время пребывания к нем не проходило предо мною рядом сколько-нибудь связных приятных воспоминаний; но я чувствую, как эти воспоминания воз-рождаются, а другие в то же время изглаживаются, и именно теперь, когда я перешел зрелый возраст и склоняюсь к старости; в памяти моей они ри-суются чертами, яркость и прелесть которых увеличиваются со дня на день;
я как будто чувствую, что жизнь ускользает от меня, и стараюсь сдержать ее на тех пунктах, с которых она началась. Незначительнейшие события того времени милы мне уже потому, что они совершались тогда. Я припоми-наю все мелочи, касаются до мест, лиц и времени. Я вижу, как слу-жанка или лакей что-то делают в комнате; я вижу, как ласточка влетает в окно; как мушка садится мне на руку, а я между тем отвечаю урок, я вижу убранство нашей комнаты; направо от нее-кабинета господина Лам-берсье; вижу эстами, изображающий всех пап, барометр, большой кален-дарь, кусты малинника, которые затеняли окна, а иногда даже свешивались внутрь, так как сад был разбить высоко, а дом лежал ниже и нахо-дился позади него.
Ну поладим: так в, быть, избавлю вас от пяти, но одну, расскажу непременно, только одну-под условием, что буду ее рассказывать долго, насколько только могу, для того, чтобы продлить собственное наслаждение.
Если бы я думал только о вашем удовольствии, я бы выбрал историю с задней частью мадмуазель Ламберсье, которая, вследствие несчастного падения, должна была показать ее во всей красе королю Сардинии, проезжавшему мимо; но для меня интереснее рассказ об орешнике на террасе; тут я был сам действующим лицом, а в истории с падением-только зрителем; к тому же, признаюсь, мне нисколько не показалось смешным это приключение, как ни было оно комично само по себе: я растревожился за особу, которую любил, мать и, может быть, даже более, чем мать.
О, вы, любопытные читатели великой истории орешника на террасе! Внимайте ужасной трагедиии, и не трепещите, если только это окажется возможным для вас. За дворовыми воротами находилась терраса при самом входе; часто после полудня на ней присаживались отдохнуть, хотя тени там не было. Господин Ламберсье велел посадить на ней ореховое дерево, которое могло бы дать тень. Насаждение дерева сопровождалось некоторой торжественностью: крестными отцами оказались оба пансионера. Мы придерживали ствол дерева ею в то время, как яму забрасывали землею, и пели торжественные гимны. Вокруг подножья устроено было нечто в род бассейна. Каждый мы являлись восторженными зрителями орошения, и мало-по-малу во мне и в моем двоюродном брат утвердилась мысль, - совершенно естественная -а именно: посадить дерево на террасе, пожалуй, гораздо достойнее, чем воодрузить знамя на стене неприятельской крепости; и вот, мы решили приобрести себе эту славу,-и без раздела с кем бы то ни было.
Для этой цели мы срезали отросток молодой ивы и посадили его на террасе в восьми или десяти шагах от величественного орешника. Мы не забыли окопать канавкой наше деревцо; затруднение было только в одном: наполнить нашу канавку: дело в том, что за водой приходилось ходить довольно далеко, и нам не позволяли за ней бегать. Как бы то ни было, для нашей ивы вода была совершенно необходима. В течение нескольких дней пи помощи всевозможных хитростей нам удавалось добывать воду, и вот, удача была так велика, что мы стали замечать, как наша ивушка пустила почки и маленькие листики; мы измеряли их рост чуть не ежечасно и хотя деревцо имело всего фут вышины, мы были совершенно уверены, что оно будет давать нам тень.
Это дерево поглотило все наше внимание, и мы совершенно не могли учиться; мы были в каком-то экстазе, и наши воспитатели, не зная, в чем дело, стали внимательнее следить за нами; и вот мы почувствовали приближение рокового момента, когда воды не будет хватать; мы приходили в отчаяние при мысли, что наше деревцо погибнет от засухи. Нужда - мать изобретательности-внушала нам мысль, каким образом спасти деревцо и самих от неминуемой смерти: необходимо было проделать под землей канавку, которая втайне отводила бы часть воды от орешника к иве. Мы с жаром принялись за дело, но вначале наше предприятие не увенчалось успехом. Мы плохо сделали наклон, и вода не стекала; земля скатывалась комками и затыкала отверстие; выход залеплялся нечистотами, все шло не так, как следует,-но ничто не могло остановить нас: Labor omnia vincit improbus. Мы углубили протоки в нашу канавку, чтобы дать воде возможность стекать; мы выломали днища от ящиков и обратили их в маленькие узкие дощечки; один из них мы положили плашмя во всю длину, а другие поставили углом с обеих сторон, и таким образом устроили канал треугольником для нашего водопровода; при истоке мы уставили маленькие продырявленные кусочки тонкого дерева; таким образом, получилось нечто вроде решетки, чем задерживались грязь и камни, и воде предоставлялся свободный проход.
Наше сооружение мы заботливо прикрыли землей и хорошенько утоптали ее, и, когда все было уже сделано, стали ждать часа поливки, замирая от страха и надежды. Прошли века ожидания, пока этот час наступил. Господин Ламберсье, по своему обыкновению, явился на поливку, во время которой мы все время стояли сзади него, чтобы скрыть наше деревцо, к которому он, посчастью, повернулся спиной.
Не успели вылить первого ведра воды, как мы начали замечать, что она протекает в наш бассейн. Тут благоразумие совершенно покинуло нас; мы стали кричать от радости, и господин Ламберсье обернулся в нашу сторону; очень это было досадно, ибо он был совершенно доволен тем, что земля под орешником так хороша и так быстро поглощает воду. Он был поражен, заметив, что вода делится на две канавы; вот он смотрит на нее, замечаете мошенничество, вскрикивает в свою очередь, велит не-медленно принести себе мотыгу, ударяет по земле; две или три наши дощечки вылетают, и он кричит во все горло: водопровод! водопровод!" и с этими вдовами наносить немилосердные удары, и каждый из них поражает нас в самое сердце. Все было перековеркано в одну минуту: доски, проток, канавки, ива-все погибло! и при том, пока совершалось это ужасное деяние, ни одного слова не было произнесено, кроме беспрерывно повторяющегося восклицания: водопровод!"-кричал он, разбивая все кругом, - водопровод! водопровод!"
Может быть, вы подумаете, что маленьким строителям пришлось плохо ничего подобного, - дело было покончено. Господин Ламберсье не сделал нам никакого выговора, не поморщился и более не упоминал о происшедшем;
даже спустя некоторое время мы услышали, как он хохотал во все горло, разговаривая с сестрой; смех господина Ламберсье был слышен издалека. Что было всего удивительнее, так это то, что и сами мы после первого отчаяния не очень уж горевали. Мы посадили в другом месте другое дерево, и часто припоминали между собой катастрофу, постигшую первое, повторяя с пафосом: ,, водопровод! водопровод!" У меня бывали раньше припадки гордости, когда я воображал себя Аристидом или Брутом; но тут явилось чувство тщеславия: мне казалось, что я достиг высшей ступени славы, построил водопровод собственными руками и посадил черенок рядом с большим деревом. Мне было десять лет, а я рассуждал умнее Цезаря в его тридцатилетнем возрасте.
Библиотека Виртуальной Пустыни в 2003 году является частью сетевого проекта
"Нижегородские ресурсы коллективного авторства"
и развивается
при финансовой поддержке Управления образовательных и культурных программ
Государственного Департамента США в рамках Программы
"Обучение и доступ к Интернет",
реализуемой на территории Российской Федерации Представительством некоммерческой
корпорации "Прожект Хармони Инк." (США).
Точка зрения, отраженная текстах сайта может не совпадать с точкой зрения
Управления образовательных и культурных программ Государственного Департамента
США или Некоммерческой корпорации "Прожект Хармони Инк.".