Brokenhearted Abbey :: форум - Silentium - творчество

Р.М. Рильке. Сонеты к Орфею.

~ Часть II. ~

I (27)

Ты, выдох-вдох - о незримый стих!
Путь: на свою живую
суть космос постоянно выменивать. Противотоки их
- ритм, в котором живу я.

Соло волны, которой
я море, за разом раз;
самое ты экономное в мире море -
простора спас.

Сколько пространства этого долек некогда содержал уже я
внутри себя. Мне пассаты -
как сыновья.

Узна^шь меня, воздух, ты, ещ^ полный меня былого?
Ты, береста когда-то,
ствол, листва моего слова.

II (28)

Мастеру лист, подвернувшийся в спешке,
неповторимой линии л^т
губит. Так зеркало дев усмешки
зв^здные - в жизни-то раз - крад^т:

пробуют, утро приветя, рот
или - на выход - под лампой колдуя.
И на реальность лица, вживую,
лишь отраженье потом пад^т.

Сколько привидено было когда-то
в тлеющий пепел каминных углей:
вспышки души, что следа не оставят...

Ах, земли кто представит утраты?
Тот, кто, всему вопреки, вс^ сильней
целое, что бы ни выпало, славит.

III (29)

IV (4)

Вы, плоть трепета, трепетность плоти,
в ток дыханья, не ждущего вас,
заходите! - щекой рассеч^те -
затрепещет, за вами сойдясь.

О блаженные, цельные, ль^те
в душу вы свет, прямо зримо лучась, -
луки, и цели, и стрелы в пол^те, -
солнечней блеск ваш сквозь сл^з алмаз.

О не страшитесь страданья! - груз горя
просто верн^те грузу Земли.
Грузные - горы, грузное - море.

Слишком грузны даже липы, что в пору
детства сажали. Уже не снесли б.
Лишь дуновенье... Дыханье простора....

V (5).

Не надобно надгробий. Просто - розы
из года в год пускай цветут - ему.
Ведь тут Орфей. Его метаморфозы.
Он в том и том. Искать, ей-ей, к чему

иных им^н. Раз навсегда, признали:
по^т - Орфей. То с нами, то уйд^т.
Уже не много ль, коли на день, два ли
порою розу он пережив^т?

О как уйти он должен - ясно вам?!
Пусть страх пропасть томит, темно и едко.
Земное словом превзойдя, уж там

он, в новом том, где нет у смертных пая.
Реш^тка лирных струн ему не клетка.
И лишь послушен он, переступая.

VI (6).

Этого мира он? Нет, распутье
двух - вот откуда, распахнуто зрел.
Гн^т чудотворней ивовые прутья,
кто корней ив извивы зрел.

Хлеб, молоко со стола, когда тьма - нам
в дом, убираем: м^ртвых манят.
Он же под нежностью века, шаманом,
вс^, в мига миг, их подмешивать рад

в то, что увидит, любую минуту.
И на чудо дымянки и руты
смотрит, как зрят на долины с вершин.

Нет ничего, он чурался чего бы.
Из гардероба или из гроба -
славит он брошь, и браслет, и кувшин.

VII (7).

Славить - вот слово! Послом хваловестным
вышел он в мир, как из неми земной -
медь. Это бренное сердце - о пест, нам
вечное выдавивший вино.

Если мыслью в примере высоком,
не отпугнут его тлен и прах.
Вс^ виноградником станет, вс^ - соком,
в тропиках чувств его вызрев вразмах.

В царских гробницах дух плесени-гнили
не уличает во лжи его! - или
что от богов ляжет тень окрест.

Он в дверях! - мира м^ртвых посыльный,
и распахнут в их сторону сильной
длани всеславящий в раже жест.

VIII (8).

Там ступать пристало нимфе плача,
где уже хвалы хорал звучал.
Чтоб из жалоб наших, ей задача,
чистый ключ забил в подножьи скал,

алтари возн^сших и колонны.
Посмотри, потуплен в сл^з узор
нимфы взор. По щуплых плеч наклону
видно, что - меньшая из сест^р.

Радость - знает, жажда - призна^тся,
эта - вс^, как ученица, мн^тся,
по ночам считает беды вдосыть.

Но внезапно - взл^т и кос и крив,
а - в зенит созвездием возносит
голос наш, небес не замутнив.

IX (9).

И меж тенями подняв
лиру, тогда лишь
мир, и по праву, и прав,
дважды восхвалишь.

С м^ртвыми только вкусив
мака, с их грядки,
каждый услышишь мотив
в миропорядке.

Лик облаков - был таков,
миг - ну и где ж он?
В тебе: ты лист.

Лишь между двух берегов
голос безбрежен.
Вечен и чист.

X (10).

Не покидали мыслей моих,
мир вам, античные саркофаги,
по которым летит, веселей, чем в овраге,
Рима вода, как дорожный стих.

Мир и вам, что как взгляд пастуха враспах
после сна, блаженно счастливый:
тишь и вспышками л^т-зигзаг
в гуще цветущей глухой крапивы;

всем, с которых сорвали печать, -
мир вам, о зевы, отверстые снова,
сыты знаньем, что значит молчать.

Мы-то, друзья, мы то знаем? нет?
Час, мечась, из того и другого
человеческий тк^т портрет.

XI (11).

"Всадника" - и нет в созвездий строе?
Пару ведь в прапамяти храним:
горд, нес^тся в раже, землю роя.
И нес^т того, кто правит им.

Бытия не та же ль подопл^ка?
То узда, то шпора - господин.
Поворот. Пол^т. С полунам^ка.
Хвоя. Синь. И двое как один.

Но одной ли думой живы? Ой ли?
И уже, деля их, дразнит их
праздник мысли о столе и стойле.

Лжив и зв^зд союз, хоть волком вой.
Ну да в радость нам какой-то миг
в символ верить. Хватит нам с лихвой.

XII (12).

Славлю мысль, связующую нас;
впрямь жив^м мы символов узором.
И за дн^м часы повсюдным хором
семенят, всему давая час.

Кружимся, не зная центра круга.
Но идя - ид^м, беря - бер^м.
И антенны чувствуют друг друга,
и пустой простор - послом...

Сил посыл! О соло силы, поле!
Снять с тебя помех шумы, не то ли -
цель, не в том ли смысл всех дел сокрыт?

Даже пахарь, в раже потном сея,
никогда не знает, Летом семя
станет ли. Земля, родя, дарит.

XIII (13).

Яблоко, банан ли, налитая
гроздь - вс^ шепчет в рот нам, прямо в нас
жизнь и смерть, не меньше. Предвкушаю...
Вы же сами видели не раз,

как реб^нок ест. От века так.
Вам во рту не стало несказанно?
Были где слова, там бьют фонтаны,
вырвавшись из недр плода, как флаг.

Яблоком зов^м, скажите, что?
Сладость эту, что клубком свернулась,
только чтоб под н^бом, отсутулясь,

фейерверком стать, лучом, мечтой,
солнечной, двойной, земной и зв^здной - -
О, искус, вкус, радость, - грандиозно!

XIV (14).

С нами на ты цветы, лист кл^на, плод.
И молвят не об этом только лете.
Из тьмы вста^т, пестрея, плоть столетий
и явный отблеск ревности нес^т

тех, м^ртвых, от кого тучнеет пажить.
Что знаем мы о доле их во вс^м?
У них давно обычай: глиноз^м
клеймом - своим свободным мозгом мажут.

Но вот вопрос: в охотку ль так?
Не пр^т ли плод, как от рабов из трюма,
к нам, господам, как стиснутый кулак?

Иль власть у них, у дремлющих угрюмо,
нам эту помесь от щедрот даруя
немого натиска и поцелуя?

XV (15).

Tает... останься!.. как танца изл^т:
дробь, замирая... последние ноты...
Девы, вы, пламень, вы, немень пол^та,
в пляс воплотите отведанный плод!

В пляс апельсин! Кто не помнит, как, млея,
в собственной сути тонет, борясь,
сладости плоть. Овладели вы ею...
С грацией сласть обратилась в вас...

В пляс апельсин! Росплеск блеска и красок -
броскими па, чтобы брызнул, ликуя,
юг! Распахните павами хвост

запаха! Влезьте, в скоках и пассах,
в кожуры эту рыжесть тугую,
в этот сок, в это счастье взахл^ст!

XVI (16).

Одинок, друг? это - .... Власть
распространяем свою мы - знака
и слова - вокруг вс^ шире, однако
на ненад^жную мира часть.

Знаками как укажешь, вбер^шь
запахи? Ты же чуешь едва ли
не все из сил, что нам угрожали...
М^ртвых... Проклятья - тебя с них в дрожь...

Вместе надо вот части, как сбрую,
несть, словно б целое было их суммой.
Сложно. Сажать меня только не вздумай

в сердце - я б вырос стремительней трав.
Но руку того, мой кто бог, подведу я:
Вот, это в собственной шкуре Исав.

XVII (17).

Там снизу Пра-Он, всем, кто над, -
корень, завязан
в узел, исток, как клад,
сокрытый глазу.

Блюда, рожок, булат,
старцев законы,
в гневе на брата брат,
лютнями - ж^ны.

Веток рога сошлись,
нет, не разделишь...
Есть! О тянись... тянись...

Где там, ломка пока.
В лиры согнуть бока
верхние те лишь.

XVIII (18).

Нового тряс и гуд
чувствуешь, Боже?
Славят уже, бегут,
и это тоже.

Хоть и беда ушам
в грохоте, ныне
петь подобает нам
гимны машине.

Вишь как утюжит:
мчит, мечет, мстит, мечась,
мучит, безручит нас.

Мощь раз от нас вся в ней -
без выкрутас, страстей
просто пусть служит.

XIX (19).

Облаком, облик и лик
мир мигом меняет.
Но заверш^нное вмиг
в древность ныряет.

Над сонмом смен пролетев,
вс^ шире в мире
слышится празапев
твой, бог при лире.

Мук суть не стала светлей,
пропасть любви вс^ темна,
и с входа в смерть пелена

так и не снята.
Только от лир на земле
связно и свято.

XX (20).

Боже, но что же тебе-то я дам,
слух вдохнувший в тварей творец?
Разве - вечер в весеннем памятном там:
на закате... Русь... жеребец... -

Белый конь мчал к нам, от деревни прочь,
стреноженный, но - стрелой,
чтоб вразмах в лугах одному - всю ночь.
Как гривы, играя, прибой

о загривок в ритме бил озорном -
гром синкоп! хром взахл^б галоп!
Как била кровь в жеребце ключом!

Он далью дрожал - ещ^ б!
Он ржал - и внимал. Цепь легенд твою замкнул он.
Вот, образ его - даю.

XXI (21).

Снова весна, и земля - первоклашкой,
знающей в книжке стишки подряд -
много, о много! Ах, после тяжкой
долгой уч^бы - пора наград!

Строг педагог был, одна отрада:
борода - ну сама белизна.
Зелень? - Лазурь? - Уж бояться не надо
спрашивать: знает, знает она!

Спляшем, земля! Игр пора у порога!
Вволю половим тебя всей оравой!
Самым вес^лым поймать чер^д.

Что ученица учила - о, много,
то, что теснится в корнях и корявой
голи стволов, - вс^-вс^-вс^ спо^т!

XXII (22).

Мы, торопящие
время, мы, ранние...
Стоит внимания
только стоящее.

Вс^ ураганное -
глядь, нет опять, чист вид.
Лишь постоянное
нас освятит.

Мальчик, не мчись, не лезь
в скорости манию,
искус, пол^т, поток.
Мир - от покоя весь:
мгла и сияние,
книга, цветок.

XXIII (23).

Нет, но когда твой пол^т
не самого себя ради
пряди в небесные пряди,
самодоволен, вплет^т,

ветра любимцем, наряден,
в^рток, уверен, крылат,
лих силуэтом и ладен, -
клад аппарат, на парад! -

- но когда постригом цель
снимет мальчишеской локон
гордости: ай что творим! -

и долетишь - лишь отсель,
к далям припав одиноко,
станешь пол^том самим.

XXIV (24).

Наших прадревних друзей величавых, россыпь
ненавязчивых, гордых богов, - надо ль нам, коль их
сталь, закал^нная нами, не знает, забросить?
или на поиски броситься, в картах, буссолях?

Эти вседержцы, что м^ртвых у нас с тех самых
пор берут, не притронутся к нашим машинам.
В пиршествах мы далеко, в ванном и в винном,
их обошли. Допотопным, за нами гонцам их

не поспеть нипоч^м уже. Осиротело друг в друге
чаем опору найти, друг друга не зная:
наши уже не меандр дороги, не дуги -

строгие струны. Лишь в топках пылает былая
ярость огня и махины вс^ большие движет.
Мы же - словно пловцы: взмахи ниже, ниже...

XXV (25).

Невтерпь теперь о Тебе (как, названья не зная,
знаешь цветок, Тебя знал; не приник, не проник)
вспомнить ещ^ раз и им рассказать. Дорогая,
был тебе другом - необоримый крик...

Танца подруга сначала, что в заверти бала
стала, как в бронзе отлитая, вдруг,
чутко, печально. Что слыша? - И свыше запала

в душу е^ измен^нную музыка, звук.
Недалеко был недуг. Уж и, тенью накрыта,
давит померкшая кровь, но, шито-крыто,
глазу - весна представала, свежа и светла.

Снова и снова срываясь в темени муку,
выплыв - сияла. Пока, после жуткого стука,
в створ безутешных ворот не вошла.

XXVI (26).

Ты же, Божественный, вплоть до последней минуты -
в своре ревущих от ревности к лире менад -
пел, и гармонией ор перекрыв, в вышину ты
взмыл, совершенный, из хаоса бешенства - над!

Камни хватали, мечась. Но от всех их потуг -
острыми, в лиру и горло, как истая стая, -
не было проку: камни, к тебе подлетая,
слух обретали и, тая, нежнели как пух.

В клочья тебя разорвали они, разъярясь.
Звуки же в дереве, звере звучать продолжали,
в птице и камне. Там по^шь и сейчас.

Ты, о загубленный бог! О начало листа!
Сталось лишь тем, что на части тебя разорвали,
то что мы внемлем сейчас и природе - уста.

назад >>